Вторую партию, а император был не тем человеком, который так просто проиграет годовалому ребенку в шахматы и примет это как должное, я выиграл уже в упорной борьбе, проведя ферзя в легкофигурном эндшпиле.
Третью партию Павел, играя белыми свел в ничью, постаравшись как можно быстрее разменять все фигуры и выхолостить позицию. Я против этого ничего не имел, перфоманс и так удался на славу, а сводить окончательно «отца» с ума у меня намерений не было. Ему еще этой головой скоро табакерку ловить, тем более что, как показала история, на что-то большее Павел был мало способен.
Начет будущего переворота под предводительством моего старшего брата Александра мне пришлось изрядно поломать голову. Нужно ли предупреждать отца - на этом можно было заработать не мало очков влияния - или нет и пусть все идет как было в знакомой истории: вопрос, что называется на миллион.
В итоге после длительных размышлений я пришел к выводу, что послезнание мне гораздо важнее чем спасение императора Павла, тем более что, если мне не изменяет память, он о заговоре догадывался и готовился к нему. Вот только за достаточно короткий срок правления сын Екатерины великой умудрился настроить против себя буквально всех и даже если я вмешаюсь, вряд ли смогу глобально на что-то повлиять. Ну а раз так-то пусть все идет своим чередом, глядишь и для Александра у меня найдется пара предсказаний, которые повысят мои акции в глазах будущего императора.
- Ваше императорское высочество, - чубатый старик весь увешанный орденами коротко поклонился мне, пряча в уголках губ легкую усмешку.
- Александр Васильевич, - максимально уважительно, на сколько позволяла ситуация склонил голову я в ответ. Не узнать знаменитейшего полководца и генералиссимуса – впрочем, судя по знакам различия, это звание он еще не получил – Суворова было просто невозможно. – Присаживайтесь, партию?
- Не могу вам отказать, ваше высочество, - фельдмаршал уже откровенно улыбался, глядя на маленького мальчика с серьезным видом, держащего в руках здоровенную по сравнению с ним книгу. В тот момент я поглощал «Левиафан» Гоббса, восстанавливая в памяти уже однажды читанную когда-то в молодости книгу. Не то чтобы я слишком любил всю эту философскую муть, вот только с качественной литературой на стыке восемнадцатого и девятнадцатого веков было, мягко говоря, не слишком богато. Особенно это касалось русской литературы, той которую я учил в школе и которая, по сути, пока еще не существовала. Сказать по правде, я бы и «Войну и мир» тут бы с удовольствием перечитал, но чего нет, того нет. – Черные или белые?