Окончание такого сложного 1807 года принесло России новую войну. Вернее даже две. После неудачной попытки англичан сжечь датский флот, когда объединенная франко-датская сумела подловить англичан на подходе к Копенгагену и изрядно его потрепать, Александру не оставалось ничего иного кроме как объявить островитянам войну. По не официальным каналам, было естественно доведено, что шаг это во многом вынужденный, и Россия намерена и впредь торговать с Великобританией только уже через Архангельский порт, поскольку Балтика теперь становилась для этого недоступной. Ну и чтобы вообще ни у кого не возникало вопросов, нашим главным партнерам было предложено заходить в оставшийся у России свободным северный порт используя корабли под флагом нейтральных государств. Схема с какой стороны ни посмотри сомнительная: смена флага и названия в море по международным законам где-то наравне с пиратством преследовалась. Однако архангельские портовые власти как будто вообще не заметили, что к ним вместо английских кораблей вдруг зачастили суда из САСШ и Португалии, которых раньше тут вообще никогда не было. Ну а то, что, отойдя от русских берегов на сто-двести миль, эти суда вдруг вновь «перекрашивались» в англичан… Не пойман, как говорится, – не вор. С другой стороны, формально России что-то предъявить было сложно, ведь букву договора с Наполеоном мы ни капли не нарушали.
Второй конфликт предсказуемо разгорелся со Швецией, которая достаточно странно, если посмотреть на ее положение на карте, продолжала упорствовать в желании воевать против Наполеона. В сердцах шведов пеплом Клааса стучал кусок Померании – последнего их владения на континенте – который Наполеон ничтоже сумняшеся откусил в пользу своего собранного из кусков монстра – Рейнского союза. В этом я их с одной стороны понимал, но с другой… Политика, как известно, это искусство возможного, и не признавая потерю небольшой части территории, можно было легко потерять многое. Если не вообще все.
Зато от известного мне эталона значительно отличались события на Дунае. Прибытие туда дополнительных пятидесяти тысяч русских солдат вместе с толковым командующим, способным обозреть ситуацию в целом, причем не только в военном, но и в политическом плане, мгновенно изменило расстановку сил.
Кутузов, в отличие от Михельсона, больше метавшегося между многочисленными дунайскими крепостями, чем действительно пытался переломить ход войны в свою пользу, сразу обозначал движение на юг в сторону Константинополя, вынудив турок пойти на генеральное сражение, в ходе которого 28 ноября недалеко от Бургаса и разбил 60-тысячную армию Ибрагим Хилми-паши. Дорога на Константинополь была открыта, однако тут в дело вступили тайные механизмы дипломатии – не знаю точно, с какой стороны на него надавили: из Лондона или из Парижа, а может с обеих сторон – однако Александру пришлось начать с османами переговоры о мире, коий и был заключен в начале 1808 года.