– Эрвин, – выдохнула Элиза, – отец придет в ярость, если узнает…
– Отец твой сильнее судьбы? – отозвался Эрвин насмешливо, укладывая девушку в постель и неспешно распуская уцелевшую шнуровку на ее платье. – Не думаю.
Его руки нетерпеливо терзают платье, и Элиза извивается, словно он спускает с нее заживо кожу. Быть без платья, абсолютно обнаженной, перед мужчиной – это невероятно стыдно, а Эрвин, кажется, твердо решил оставить ее совершенно беззащитной. Он стаскивает даже чулки с ее ног, по очереди сжимая ладонями ее бедра, и рывком раздирает белье. Трусики на миг до боли впиваются в кожу Элизы, но тут же тонкая ткань лопается и соскальзывает с ее тела. А широкие ладони Эрвина любовно разглаживают обнаженные стройные бедра Элизы, мягкие ягодицы.
Элиза стыдливо застонала, лишившись всего своего одеяния, даже тонкой нижней рубашки, которую Эрвин растерзал как варвар, разорвал на спине Элизы. Лежа ничком, стыдливо стиснув ноги, оставшись голенькой и беззащитной в руках мужчины, она обмирала, ощущая его осторожные поцелуи на своей спине и его горячие ладони, которыми он повторял каждый изгиб ее тела, словно стараясь запомнить руками ее формы.
Эрвин припал губами к ее спине и исцеловал, обласкал мягким языком ее метку, трепетно поклоняясь и магии и своей предназначенной. Он лишь на миг отстранился – и снова вернулся к Элизе, обняв ее, обдав ее жаром своего обнаженного тела, прижался крепко, позволяя девушке ощутить его силу, его тяжесть, его нетерпеливое желание. Элиза беспомощно вскрикнула и застонала – долго, удовлетворённо, развратно и жадно, когда ладонь Эрвина, цапнув ее мягкую ягодицу, скользнула меж ног девушки и заставила подняться, встать на колени, придерживая Элизу за животик, за самый его низ.
– Эрвин! – выкрикнула Элиза, утопая в стыде, чувствуя, как ладонь мужчины поглаживает ее между ног, в тот самом месте, которое пылает желанием. Руки Элизы запутались в простынях, которые девушка комкала, сжимала, обмирая от стыда и чувственной ласки, и ей показалось, что они связаны у нее над головой, и ее беззащитное обнаженное трепещущее тело отдано беспощадному палачу, который может делать с ним все, что ему вздумается.
И поглаживание – неспешное, слишком неспешное, вкрадчивое и чувствительное, – это пытка, самая жестокая из всех, что только можно себе вообразить. Элиза зарыдала, извиваясь. Она готова была уже молить, чтобы ласкающая рука двигалась быстрее, чтобы чуткие пальцы поглаживали горящую от откровенного желания точку, до дрожи, до разливающейся по телу сладкой судороги.