– Эрвин, – стонала Элиза.
Его пальцы безжалостно нащупали меж ее ног точку, набухшую желанием, сливочно-мокрую, упругую. Эрвин исцеловывал напряженные ягодицы Элизы, покусывал, оставляя на белой коже алые отпечатки своих зубов, а его рука настойчиво ласкала девушку между ног. Бедра ее тряслись как от лихорадки, колени подгибались, Элиза то и дело приседала, стараясь избавиться от мучительной острой ласки. Но рука Эрвина возвращала ее в исходное положение, впиваясь в нежные влажные ткани, и девушка жалобно поскуливала, ощущая на своем лице тяжелое дыхание мужчины, упивающегося ее прекрасной и мучительной агонией.
– Не смей мне сопротивляться, – прошептал он ей на ухо. Кровь стучала маленькими молоточками у нее в висках, пульсировала и обжигала между трясущихся ног. Элиза, позабыв о стыдливости, то и дело смотрела вниз, на собственный дрожащий живот, на свои бедра, извивающиеся, трясущиеся от любовной пытки. И за каждый взгляд Эрвин ее наказывал; заставлял наваливаться голой горячей грудью на стену, такую прохладную, и терзал девушку там, снизу, между ног, еще более безжалостно. Кончики его пальцев осторожно проникали в ее лоно – горячее, мокрое, податливо раскрытое, – и Элиза едва не выла и обмирала, чувствуя накатывающие на нее первые спазмы удовольствия.
– Ты моя, поняла?
Губы Эрвина скользили по ее обнаженной, горячей, покрытой тонким потом спине. Он целовал ее, касаясь осторожно каждого позвонка, и наслаждение прокатывалось по каждому нерву Элизы, обнимало ее тело. Элиза часто и глубоко дышала, словно покорная жертва в руках палача, обезумевшая от страданий.
Его язык скользнул по ее пояснице, вырисовывая на коже извивающейся девушки причудливую змейку. Коснулся ягодиц; коварно скользнул меж ними, и Элиза взвизгнула, ощущая, как мужчина лижет ее меж разведенных ног, жадно, лаская оба отверстия, шумно вдыхая аромат ее возбуждения.
Он вылизал всю ее влагу, прозрачную, сладко благоухающую. Элиза, позабыв себя, крепко зажмурившись, не понимая, что творит, двинула бедрами, направляя ласкающий язык поглубже в свое лоно, еще и еще.
Эрвину это понравилось. Понравилось ее желание, ее одержимость, ее безумие, ее отчаянность, с которой она сама ласкалась, расставляла ноги и коварно замерла, вдруг оказавшись на пике удовольствия и балансируя на нем, затихая, боясь выдать себя хоть звуком и лишиться разрядки.
Но Эрвин не так жесток. Его язык продолжил ласкать часто сокращающееся лоно девушки, рука все так же массироваа ее спереди, и Элиза разразилась стонами, почти криками, отчаянными и откровенными, кончая сильно и бурно.