«Как же он может любить женщин, — с горечью подумала она, — если они ведут себя как животные. Одна была как человек, но отчего-то хитрый и подлый. Бедный Эван… ни ласки, ни нежности. Только жадность, хитрость и расчет!»
Тихо проследовала она за девицами и увидела, как они носились по песку, отыскивая жемчуг. Наступающее море уже лизало их башмачки, трепало подолы их платьев, но охота захватила их настолько, что они с радостным визгом бросались в наступающие волны — и выныривали, радостные, демонстрируя добычу.
Они удалялись от края бассейна все больше, плавая в наступающих волнах уже там, куда Диана не доходила, жадность велела им искать в песке, и на поверхность воды то и дело всплывали их платья, которые мешали в поисках, и которые самки скидывали с себя.
Скоро их веселые голоса зазвенели у самого выхода в море, и Диана вздохнула с облегчением глядя, как одна за другой ее соперницы протискиваются на волю, чтобы исчезнуть навсегда.
— Ирментруда Диана?! — услышала девушка за своей спиной изумленный и разгневанный голос Эвана.
Она обернулась и встретилась с его гневным взглядом.
— Зачем же ты, — только и смог вымолвить Эван. Он смотрел, как его самки уплывают, но вслед за ними не спешил. Это придало Диане уверенности; раньше она хотела солгать, расплакаться, как Ирка делала. Но здесь и сейчас она почему-то передумала.
— Что не так? — холодно произнесла она, сжимая суковатую палку. — Я отпустила их на волю. Они вполне счастливы.
— Это были мои женщины! — прорычал князь, ощерив крепкие зубы.
Диана лишь пожала плечами.
— Странный ты, князь Эван, — произнесла она. — Мечтаешь о верности, а сам верным быть не готов? Мне верным? Я тоже хочу, чтобы ты любил одну лишь женщину — меня. Я избавилась от соперниц, очистила в твоем сердце место для себя — чем ты недоволен?
Эван молча, изумленно хлопая глазами.
Но из-за его спины выступил Леонард, и он был не менее изумлен.
— Диана, — выдохнул он, тараща глаза, — а ты где… взяла это?!
И он указал на черную палку в ее руках.
Диана растерялась.
Она оглянулась беспомощно, словно надеясь увидеть старуху, вручившую ей эту палку. От нее поддержка не помешала бы! Почему она ушла, оставила Диану саму объясняться с братьями?!
«Подумают еще, что я эту палку отняла, — почти с отчаянием подумала Диана. — Ведь рассказывала же она, что Ирка ее кусала и топила! А вдруг они про меня тоже самое подумают?!»
— Мне-е-е, — неуверенно проблеяла она, крепче сжимая черную лозу, — мне ее дала ваша матушка.
— Что ты сказала?!
Ярость мгновенно наполнила глаза Эвана, и Диана тут же растеряла последние крохи уверенности. Слова старухи «Ирментруда имеет право делать все, что ей вздумается» растаяли в ее ушах, и девушка поспешила оправдаться.