Карета подкатила к главному входу гимназии и остановилась. За разговором я даже не заметил, как мы доехали.
— Действительно, не будем загадывать, — согласился я.
— А теперь слушайте внимательно, Алексей, — тон заместителя стал серьёзнее, а выражение лица утратило всякое добродушие. — Делу Оглобли я хода не дам. По тем людям плакать никто не будет. И в гимназии забудут ваши дуэли, тем более что, наказать стоило бы не вас, а тех троих охальников. Но и вы границу не переходите, всему надо знать меру. Моё ведь покровительство не безгранично.
— Так говорю же, не трогал я никакого Оглоблю, да и зачем переходить границы? Нам и тут неплохо.
— Очень надеюсь. Ну что ж, к сожалению, пришло время прощаться. Вам пора на уроки, мне — на службу. Свидимся ещё.
Я попрощался и вылез из кареты.
Появление Давыдова меня встревожило, а его слова — и подавно. Получается, меня хотят завербовать в священную стражу? А ведь Хаос предостерегал, чтобы я с Синодом не связывался. И что теперь делать? Впрочем, впереди был год, чтобы обдумать предложение. Одно паршиво: заместитель знает, что я приходил к Оглобле и что именно я убил его. Прямых доказательств этому нет, но если начнут копать, то всякое могут нарыть. Значит, я на крючке, и это плохо. Теперь если придётся заниматься «работой», следы оставлять нельзя.
В то же время, покровительство Давыдова давало определённые возможности. Он недавно общался с директором, и теперь меня в этой гимназии никто из руководства пальцем не посмеет тронуть. И я подумал, а не пустить ли в ход свои новые связи?
И у меня возникла идея.
Мой план ещё вчера мог бы показаться безумным, но сегодня кое-что изменилось. Теперь у меня имелся козырь в рукаве. Очевидно, мой высокопоставленный родственник общался с директором, узнал, что творится в гимназии, и скорее всего, пригрозил ему, провёл воспитательную беседу на счёт меня. То, что священную стражу тут боятся все, это я уже давно понял. Так почему бы не надавить ещё немного? Заодно и дело полезное сделать.
На большой перемене я отправился в приёмную. Секретарь, выслушав меня, пошёл в директорский кабинет, а когда вернулся, сказал, что его высокородие велит зайти.
И вот я снова оказался в этом просторном помещении с начищенным до блеска паркетом и сверкающей позолотой люстрой, которая даже сейчас, днём, горела десятком плафонов. Предыдущий визит сюда оставил не самое приятное впечатление, теперь же всё должно быть иначе.
— Итак, Алексей Александрович, — произнёс директор, приняв до комичности важный вид, — присаживайтесь, излагайте ваше дело.