– Рабин, – поправила Марина, затягиваясь.
– Ну Рабин, один хрен. Он не наш, понимаешь? Он – их. Того мира. Так и пусть катится к ним. Или в лагерь. Он не понимает ни хрена, а лезет учить! Он ничего не понимает. И не поймет. Потому что любить наш народ не научился и все время с запада смотрел. Дескать – очереди за колбасой, пиво плохое, квартиры маленькие – значит здесь плохо! Вот так они рассуждают. А знаешь почему? Потому что евреи вообще что такое родина – не понимают. Им где пиво лучше – там и родина. У них цели никакой, какой там коммунизм, светлое будущее! Брюхо набить, обмануть, похвастаться – вот и все! Вообще, не знаю как ты, но я к евреям чего-то не того…
Он нахмурился, покачал головой и продолжал:
– Я раньше этого не понимал, а теперь понял. Это народ какой-то… чорт знает какой. Их не поймешь – чего им надо. А главное – вид у них… ну я не знаю… противный какой-то. Вот армяне вроде тоже и волосатые и горбоносые, грузины, бакинцы… и волосы такие же… а вот все равно, евреи прямо неприятны чем-то! Что-то нехорошее в них. Я этого объяснить не могу, как ни пытался… И все – своих, своих. Только со своими. Где один устроится – там и другие лезут.
Он затянулся и быстро выпустил дым:
– Честно говоря, я б их всех выкатил отсюда, к чортовой матери. Пусть едут. От них пользы никакой – вред один. Пусть лучше с арабами дерутся, чем здесь вредить…
Его свободная рука ослабила галстук:
– Не в колбасе сейчас дело, не в пиве…
Марина пожала плечами:
– Но ведь благосостояние тоже играет роль…
Он устало покачал головой:
– Ты тоже пока не понимаешь. Эта зараза тебе глаза надолго залепила… Как бы объяснить-то… Ну вот если ты живешь со своей семьей, с родными своими в новом доме. Он еще только-только построен, еще смола на бревнах не засохла, еще лесом от него пахнет. Значит, только-только вы отстроились, мебелишка у вас – стол да табуретка, посуда – кружка да котелок. Но семья большая, дружная, и отец вам говорит: потерпите, мол, немного, вот поработаем несколько лет и будем в достатке жить. А рядом с вашим домом – другой. Старый, основательный, добра там невпроворот. И живут там старик со старухой, детей у них нет. И вот, предположим, вышла ты однажды вечером, ну там по каким-то делам на улицу, а эти старики тебе и говорят: живи с нами. Мы тебя удочерим, приданого дадим, оденем как надо, а главное – работать у нас не надо. Ты пойдешь к ним?
Марина улыбнулась:
– Нет конечно.
– А почему? – он устало поднял брови.
– Ну… потому что я своих люблю.
– Вот! – шлепнул он ладонью по ее коленке, – Вот и ответ тебе! Любишь своих! Вот как. На этом все и строится. На любви. Отсюда и терпение, и долг, и патриотизм. Если Россию любишь – плевать тебе на американские кондишены да пепси-колы! А потом запомни: все что у них сейчас есть – у нас будет! Просто мы вооружаться вынуждены, чтоб не раздавили нас. Приходится. Но главное мы силу набираем. Вот это важно. А они свою – теряют. Теряют с каждым годом. И придет время – на колени перед нами опустятся. Только мы их жалеть не будем. Ни за что! Вот за очереди за эти, за временную убогую жизнь – все взыщем сполна, не забудем!