– Ты мне симпатичен!
Простота и откровенность ответа меня обескуражили.
– А как же Саша? – Сказав это я зачем-то оглянулся по сторонам.
– А что Саша?
– Тебе ведь нравится Саша?
– Ну да…
Этот ответ снова загнал меня в ступор. Так ведь не должно быть. Такая хорошая девушка не может вести себя как проститутка. Хотя, почему проститутка? Может быть это нормально? Может быть я безнадёжно отстал и чего то не догоняю в этой жизни?
– То есть, тебе нравлюсь я, нравится Саша, ещё может быть Вождь и Монах. Но все мы нравимся тебе по разному…– Я решил всё таки уточнить позицию Ани. – А кто нравится тебе больше…ну как мужчина?
– Знаешь, каждый из вас в чём то превосходит других, каждый уникален, у каждого есть особая черта в которую нельзя не влюбиться. Пока я в растерянности…мне нравитесь вы все. Для меня вы четверо, будто один очень дорогой мне человек.
– Но это неправильно!
– Что здесь неправильного?
«Чёрт! Неужели она не понимает, что это нездоровая ситуация!».
И тут меня осенило. Глядя в эти полыхающие зрачки я вдруг уловил в них нотки безумия. Ну да…только сдвинутый человек может организовать побег из больницы целой куче неадекватных пациентов. Только нездоровая психика может находить привлекательные черты в ненормальном тиране, вечно медитирующем монахе, или чёрством как сухарь вояке. Исключением был Поэт, хотя и он со стороны выглядел как самый настоящий дурик, голубой нарцисс, цепляющий на себя все модные новинки.
Саша появился на крыше, стоило мне только о нём подумать. Он был одет в белые кроссовки с огромным как у трактора протектором, короткие, доходящие до половины тощих голеней обтягивающие джинсы, и ярко красную футболку, едва закрывающую пупок. Всю одежду подбирала нам Аня, исходя из пожеланий и выделяемого Вождём бюджета. Если бы не этот скромный бюджет, Саша ходил бы увешанный блёстками и цветными перьями, как Филипп Киркоров.
В руке Поэта дымилась большая кружка.
«К тебе…к тебе моя принцесса,
Моя душа стремглав летит,
И поцелуем на запястье,
Бурлящий кипяток разлит…»
После этих жарких слов, мы обратили внимание на руку Поэта, которой он подавал чашку Ане. Запястье и в самом деле было пурпурно красным.
– Саша, ты же облился! – забеспокоилась Аня, тут же поставив кружку на жестяной лист. – Нужно тебя срочно перевязать.
Но Поэт замахал перед её лицом указательным пальцем. Этот жест говорил о том, что ничего не нужно, и ещё о том, что он не закончил.
«Сей шрам останется навеки,
Кровавой розой на руке,
Он будет сердце греть поэта,
Как след помады на щеке!»
Заканчивая стих, Саша поднял вверх травмированную руку, и мне показалось, что она светится в сумерках, словно факел.