Я достал из пакета пачку салфеток и два маленьких бутылька. Развернув салфетки я уложил их штук двадцать одну поверх другой, затем, открыв один из бутыльков, высыпал на верхнюю салфетку небольшую горстку вещества, состоящего из крупных крупинок бурого цвета. Второй бутылёк я дал в руки Вождю.
– Когда баба и охранник выходят из комнаты, наступает время действовать…– инструктировал я Вождя, который хотя бы на эти несколько часов, но был у меня в подчинении. – Я спускаюсь вниз, а ты, Коба, аккуратно засовываешь это в трубу. – Я показал на приготовленные салфетки. Потом открываешь вот этот бутылёк и выливаешь всё его содержимое на салфетки. Затем одеваешь мешок на трубу и плотно завязываешь. – Я взял в руки пустой пакет, натянул его на трубу и связал полиэтиленовые ручки узлом. – – Вот так! Понятно?
Вождь скривил ухмылку, от которой пышные усы съехали на бок. Весь его невозмутимый вид говорил: «Чего тут непонятного…слава богу и не такие дела проворачивали.
– После того, как закупоришь трубу, сразу спускайся вниз и уходи. Там ты мне не нужен, мы можем только помешать друг другу. Спускаешься, выходишь через чёрный ход, берёшь такси и едешь домой. Это ясно?
Зря я зачастил с уточняющими вопросами, так как Вождь вдруг взорвался.
– Что ты меня, как пацана переспрашиваешь «понял» да «ясно». У меня со слухом всё в порядке и с головой тоже. – Злобно зашипел он, прожигая меня глазами.
Тогда я понял одно: чтобы я ни делал, как бы не старался показать себя, его отношение ко мне не поменяется. Для него я так и останусь недоделанным Борисом Борецким.
Больше мы не проронили ни звука, но и скучать тоже не пришлось. После того, как компания зашла в кинобудку, в трубе включилась аудио-трансляция. Звуки голосов резонировали так громко, что я стал опасаться, как бы весёлая компания не услышала свои же голоса, раздающиеся откуда то сверху.
«Один миллион, шестьсот восемьдесят пять тысяч рублей». Это главная информация, которую нам требовалось услышать. Ну за эту сумму можно немного и поработать, впрочем, для меня такая работа не бей лежачего. Давил только этот проклятый моральный аспект, но я глушил его одной мысленной фразой: «Я на работе!».
Далее труба вещала о предстоящем гастрольном турне, о всеобщей усталости и желательном скором отдыхе, пожалуй на Сэйшелах. Ещё труба поведала о том, что Вероника мечтает о небольшом домике в Испании, и что её мечта не такая уж несбыточная. Потом была пара пошлых анекдотов от паренька по имени Степан и длинный трогательный рассказ о семейных неурядицах второго парня по имени Николай. Гудящие без умолку голоса и периодический звон стаканов создавали впечатление, что мы с Вождём находимся в эпицентре праздничного застолья. Он сидел, уставившись в одну точку. Его не смешили анекдоты Степана, не интересовали далеко-идущие планы Вероники, и не трогали слезливые истории Николая. Он думал о мировой революции и об одном миллионе с шестистами тысяч.