За восемь месяцев Германия перебросила к нашим границам (включая войска сателлитов) свыше пяти миллионов солдат, почти пять тысяч самолетов, около трех тысяч семисот танков и штурмовых орудий, огромное количество другой военной техники. Вся эта масса вооруженных сил требовала колоссального количества железнодорожных эшелонов. Конечно, все это не оставалось не замеченным нашей разведкой.
Так что утверждение некоторых тенденциозно настроенных западных историков второй мировой войны, что советское руководство слепо полагалось на заключенный пакт о ненападении и верило в «честность» и «добропорядочность» фашистских заправил по отношению к взятым на себя обязательствам, мягко говоря, клевета. ЦК партии и Советское правительство справедливо полагали, что пакт позволяет выиграть время для укрепления обороны нашего государства, препятствует созданию единого антисоветского фронта, к которому так стремился Гитлер.
Мы гордились в предвоенные годы тем, как быстро стала наша Родина могучей индустриально-колхозной державой. Военные, мы особенно радовались началу целой системы мероприятий по укреплению оборонной мощи, техническому перевооружению Красной Армии и Военно-Морского Флота.
Завершался переход к кадровой системе комплектования войск, особое внимание было уделено увеличению количества частей и соединений, создавались крупные механизированные соединения — мехкорпуса. В 1940 году сформировали девять таких корпусов, в феврале — марте 1941-го началось формирование еще двадцати. Но, к сожалению, оно не было закончено к началу боевых действий — не хватило танков и других боевых машин, подготовленных командных кадров.
Тем не менее сделано было немало. И не могу не согласиться с Маршалом Советского Союза Г. К. Жуковым, который пишет, что период с 1939 до середины 1941 года «характеризовался в целом такими преобразованиями, которые уже через два-три года дали бы советскому народу блестящую армию».
В центре внимания советского военного руководства находились также и вопросы военной теории, полководческого искусства. Помню, даже количество часов на лекции и семинары по теоретическим вопросам в академии имени Фрунзе было увеличено чуть ли не вдвое. И мы, слушатели, увлеченно, до хрипоты спорили между собой о новых книгах, которые удавалось прочесть, о характере будущей войны, роли в ней различных родов войск, особенно новых.
Эти проблемы заняли умы военных теоретиков всех стран сразу же после окончания баталий 1914–1918 годов. На полях сражений появился «неуязвимый» танк, полем сражения стали и небеса. Техника сулила возможность определить ход и исход войны без участия больших человеческих масс — будто бы появилась завидная вероятность простейшего решения политической, классовой проблемы. Так казалось иным буржуазным историкам и полководцам. На свет появились теории «малой армии», «воздушной войны» и т. д.