, который выражается в триединых отношениях разоблачения, коррупции и пыток. Таким образом, «Черная серия» связана с великой традицией, которую Делёз возводит к Светонию и Шекспиру, прибегнувшим к зловещей сборке гротескного и ужасного, позволявшей им свободно распоряжаться жизнью и смертью своих персонажей.
Делёз изучал также и проклятую литературу. Можно вместе с Раймоном Беллуром отметить необыкновенную близость между Делёзом и Анри Мишо[1838]. Раймон Беллур в своем предисловии представляет поэта как «разновидность множественностей»[1839], составленных из сильных впечатлений, например, когда он был врачом или матросом, прежде чем стать писателем, поставившим себе цель передать этот опыт и его аффекты в своем письме или живописи. Согласно Беллуру, который в данном случае повторяет делезовское определение настоящего писателя, Мишо заставил «язык заикаться». Его фрагментарность, потоки, размеченные купюрами, представляются наиболее точным литературным отражением философской проблематики Делёза: «Писать – значит отвечать. Делать из языка, понимаемого как часть чувственного, место реакции на чувственное, на его многочисленные случайности»[1840]. Поиски Мишо в данном случае в некоторой степени сближаются с поисками сюрреалистов, с которыми он, однако, порвал: задача состояла в том, чтобы исследовать мышление через письмо или живопись.
Как отмечает Беллур, Делёз воспроизводит в своей книге о Фуко сразу три названия из Мишо, упоминая одно за другим «пространство внутреннего», «далекое внутреннее» и «жизнь в складке»[1841]. Подписывая «Различие и повторение» для Мишо, Делёз написал: «Вы сумели сказать о шизофрении намного лучше и больше того, что когда-либо было сказано, и всего на нескольких страницах: это великие испытания мышления»[1842]. Мишо – писатель, чаще всего цитируемый в работе «Что такое философия?», отмечает Беллур[1843] В ключевой главе книги о плане имманентности он упоминается в конце линии, начинающейся с Эпикура и проходящей через Спинозу, чтобы указать на то, что проблема мышления – вопрос бесконечной скорости. После этого он упоминается вместе с Бланшо и Фуко в связи с оксюмороном «интимность как Внешнее». Особый статус, приписываемый Мишо, как считает Беллур, связан с двусмысленным положением этого писателя, являющегося еще и философом, а также с литературным статусом философии, как ее понимает Делёз, использующий Мишо для того, чтобы набросать ряд философских тезисов. Эту исключительную близость подчеркивает и Анн Сованьярг, которая видит в ней общую для них обоих попытку уловить жизненные силы и аффекты, равно как и желание высвободить сингулярности