Жиль Делёз и Феликс Гваттари. Перекрестная биография (Досс) - страница 418

.

Такой подход требует особого внимания к самым разным сборкам гетерогенных элементов, а также оценки эмерджентных феноменов, которые появляются одновременно как осмысленный мир: «Есть много отношений между эстетикой энакции и эстетикой территории в смысле Делёза и Гваттари»[1960].

Эстетика жизни

Эстетика у Делёза и Гваттари приобретает иной смысл. Она пронизывает все области человеческой деятельности, обнаруживая свои корни в собственных линиях ускользания и детерриториализации. Совокупность практик, видов деятельности, которые имеют отношение к новому, то есть к той или иной форме детерриториализации, могут быть представлены в качестве различных модальностей определенной эстетической парадигмы или же художественной философии. И, очевидно, искусство концентрирует в себе этот феномен обнажения нового: «Создавать – значит подвергаться [риску]»[1961].

Психиатр и психотерапевт Мони Элькаим, друг Гваттари, который много работал с ним в рамках сети альтернативной психиатри[1962], после его смерти говорит о своем долге перед ним:

Феликс в жизни одного из нас сыграл ключевую роль. Признавая плодотворность работы с системами, открытыми в зоне, далекой от равновесия, и способными перейти в режимы стабильной активности, а также к нестабильностям и бифуркациям, выводящим на иные модусы деятельности, он боялся, как бы такая отсылка к системам не стала простым лозунгом, позволив терапевту забыть об этических и эстетических аспектах своей работы. Именно благодаря его влиянию понятие системы, для которой главным был идеал постижимости, было заменено на понятие сборки, признаком которой выступает гетерогенность[1963].

Основываясь на этом свидетельстве, можно оценить, в какой мере концептуальные вопросы и теоретические позиции, занимаемые Делёзом и Гваттари, касались в то же время злободневных социальных тем. Так, психотерапевт, опирающийся на эту креативную идею и становящийся художником сборок, не может больше довольствоваться распознаванием своих аналитических категорий в той или иной ситуации, которое бы отвечало формуле «Я понял», указывающей на заранее заготовленную систему интерпретации. Он сталкивается с риском созидания, инновации, произведенной его единичным бриколажем.

То есть между искусством и философией возникает прямая смычка. Художественное творчество не ограничивается какой-то надстройкой, оно конститутивно для систем ценностей и источников идентичностей: «Вспомните о возникновении полифонической музыки на Западе, это мутирующий модус субъективации»[1964]. Искусство рассматривается в качестве основной области сопротивления. Как уже говорилось, оно сохраняет аффекты и перцепты, бросая вызов преходящему времени, но и является возможным средством сопротивления процессам гомогенизации, то есть подспорьем множественности: «Искусство идет в направлении гетерогенеза и против капиталистического гомогенеза»