Жиль Делёз и Феликс Гваттари. Перекрестная биография (Досс) - страница 420

Согласно теории становления Делёза и Гваттари (стать-животным, стать-интенсивностью, стать-незаметным), художественное творчество должно функционировать в качестве захвата сил. Таким образом, они открывают путь, радикально отличающийся от интерпретационной традиции, поскольку «захват сил позволяет заменить отношение формы-материи отношением сил-материала. Соединяя гетерогенные силы, производящие неожиданный захват, произведение связывает создателя и получателя в реальном становлении, которое объясняет мутацию культур»[1969]. Благодаря этой критике интерпретационного подхода Делёз и Гваттари утверждают радикально имманентную философию. Искусство понимается лишь как одна из многих сил, что противоречит любой концепции, основанной на идее искусства для искусства, то есть искусства, отрезанного от сил, его составляющих[1970]. Эмпиризм, с этой точки зрения, не был для Делёза всего лишь аперитивом, поскольку он оказался устойчивым компонентом его работы, что показывает Филипп Шуле: «Инициатива Делёза состоит в том, чтобы освободить эмпиризм от его комплексов и пользоваться им как машиной войны, как троянским конем против идеализма и рационализма»[1971].

Америку за один день не завоюешь. Нужны посредники, проводники. Когда в середине 1970-х годов Делёз и Гваттари впервые ступили на этот континент, американские кампусы уже успели пристраститься к French Theory[1972]. Однако интеллектуальными звездами тех времен были скорее Ролан Барт, Мишель Фуко, а потом, с 1975 года, и Жак Деррида, который регулярно преподает в США, начиная с 1966-го. В этот период Делёз и Гваттари, несмотря на оглушительный успех «Анти-Эдипа» во Франции, остаются бедными родственниками этой French Theory. Делёз, который не любит путешествовать и ненавидит конференции и конгрессы, пока еще в Америке не бывал. Но одна встреча изменит ситуацию, позволив тандему Делёза и Гваттари обзавестись в Америке связями.

У Сильвера Лотренже удивительная судьба. Польский еврей, родившийся в Париже в 1938 году, он получает французское гражданство в возрасте трех месяцев. Детство он проводит во Франции, оккупированной нацистами, позаимствовав при поддержке сетей Сопротивления документы у французского рабочего с завода Рено без его ведома. Он встретится с ним через тридцать лет: «У меня есть эта небольшая дистанция, которая позволяет мне сохранять независимость. Спасли меня французы, но в то же время Франция меня предала. Поэтому я всегда покидал Францию»2. Когда в 1948 году образуется государство Израиль, он еще подростком вместе с родителями уезжает туда, но проживет там лишь год. Вернувшись во Францию, он впоследствии поступает в 1957 году в Сорбонну.