До третьего я додуматься не успела, потому что откуда-то из бокового коридора выскочило нечто чумазое, всклокоченное и со всей дури бахнуло снизу по подносу, так что тарелки и чашки полетели на пол, разбиваясь на сотни осколков.
Да что б тебя.
Вне себя от ярости я развернулась к этому нахалу:
— Ты что себе позволяешь?
Вместо ответа мне показали неприличный жест. Не такой как в нашем мире, но тоже весьма однозначный.
От такой грубости я откровенно обалдела, хотела уже сказать хулигану, что я о нем думаю, но внезапно поняла, что это не хулиган, а хулиганка.
Девчонка лет десяти, в каком-то несуразном наряде и с боевой раскраской на физиономии. Оборванка. Видать, пробралась в замок, пока охранники мечтали о прекрасном, и теперь творит не пойми что.
— Из-за тебя разбилась посуда, — я указала на груду осколков. Вряд ли на кухне меня погладят по головке за то, что не донесла.
— Она разбилась из-за того, что ты неуклюжая, тощая корова.
Ах ты маленькая хамка.
— Ну ка извинись! — я грозно посмотрела на нее сверху вниз.
Педагог из меня так себе, потому что девочка совершенно не прониклась и вместо извинений взяла и передразнил меня, уперев руки в бока и скорчив противную физиономию.
Меня это разозлило. До такой степени, что захотелось схватить ремень и отходить им по маленькой жопе.
— Кто ты и что тут делаешь?
— Не твое дело, — снова огрызнулась она.
— Где твои родители?
— Сдохли.
Я опешила, потому что слышать от маленькой девочки такие слова — это странно.
— Давай, сделаем так. Ты принесешь веник и соберешь все осколки, а я, так и быть, не скажу охранникам, что у нас по коридорам бегает бродяжка.
— Давай ты сама все это соберешь, а я пойду по своим делам, — мерзавка выдвинула встречное предложение.
— Нет. Так не пойдет. Ты специально ударила по подносу, специально все уронила, поэтому тебе и убирать…
— Еще чего! — она показала мне язык, — ты кляча неуклюжая, ты и убирай.
Это уже ни в какие ворота не лезет. Я через многое прошла и выдержала, но терпеть оскорбления от малолетки не стану.
— Сейчас получишь.
— Ха-ха-ха, — издевательски протянула она, — убирай, давай. Корова тощая.
Ну все.
Пока мелкая гадина кривлялась, я в два шага преодолела расстояние между нами и схватила ее за ухо.
— Ай! Что ты творишь?! — завизжала она, — отпусти.
— Э, нет. Дорогуша. Пока ты не извинишься, и не пообещаешь, что все уберешь, я не отпущу твое ухо. И будет оно красное, опухшее. И болеть будет. Зато тебе подойдёт кличка: Хамка Большое Ухо, — перехватила поудобнее, еще и подняла, вынуждая ее встать на цыпочки.
— Ай-ай-ай. Больно. Отпусти меня гадина!