Дорога делает два крутых спиралевидных поворота, после чего мы ещё два километра едем по прямой.
Кажется, я не прогадал.
— Нравится? — спрашиваю, затормозив у шлагбаума, где собралась очередь из трёх машин.
Вытянув шею, Алёна рассматривает базу отдыха перед нами.
— Я не знала, что тут такая есть… — тонко выпаливает она.
— Неделю как открылись, — говорю ей, заезжая через ворота и сворачивая на парковку.
Машин на парковке немерено. Народу кругом тоже. В отведенных зонах жарят шашлыки и пьют целыми семейными группами, на озере прикольный каток, обвешанный лампочками, музыка отовсюду… да уж, это вам не в городе в потолок плевать.
— Открылись? — лепечет Алёна, отстегивая ремень. — То есть… это ваше?
— Почти, — тоже отстегиваю ремень. — Половина наша.
Вообще-то мы должны были здесь Новый год встречать вместе с Бродсманами, но что-то пошло не так.
— Пошли, — говорю, выходя из машины.
На ходу натягивая рукавицы и шапку, Алёна кутается в свой шарф, вертясь вокруг своей оси.
Я не телепат, но, кажется, она в восторге.
— Давай посмотрим! — нетерпеливо машет рукой на пятнадцатиметровую елку, под которой какие-то пляски.
Натянув собственные перчатки, разминаю пальцы, говоря:
— Давай.
Обходим периметр, включая каток, и от ее энтузиазма я лениво улыбаюсь, как тот самый придурок.
Ну думал, что проводить время с девушкой может быть так умиротворяюще.
Очень много энтузиазма и очень много трепа.
Засунув в карманы руки, терпеливо жду, пока рассыпаясь в восторгах забирается в деревянные сани недалеко от главного здания и, покрутившись там, выпрыгивает обратно, спрашивая из глубин своего шарфа:
— А кино?
— Там, — мотаю головой на ресторанно-развлекательный двухэтажный комплекс. — За коттеджами ещё ледянки есть. Хочешь?
— Нет, — медленно покачивая задницей, трогает в сторону светящегося комплекса.
Смотрю на ее грациозно вертящиеся бедра, чувствуя повсеместную отдачу. Голос у неё стал другой, и повадки тоже…
Зараза.
Никита
— Блин, — протираю лицо ладонями и пристраиваю на коленях локти. — Может уйдем?
Обернувшись через плечо, смотрю на Оленёнка и качаю головой.
Высморкавшись в салфетку, всхлипывает и утирает слезы, с претензией говоря:
— Ты серьезно? На самом интересном?
— Жесть… — бормочу, отворачиваясь к экрану, на котором лежащий на смертном одре мужик рассказывает своей престарелой жене про любовь и прочую лабуду, и это помимо того, что в этом фильме уже третий раз кто-то умирает.
Если это семейный новогодний фильм, то я балерина. Лучше бы на ужастик пошли. Смотрю на часы и тру ладонью шею.
Он ещё и двухчасовой.