– Ты пришла, – голос звучал ровно. На лице никаких следов вчерашней болезни. Он снова стал тем господином визирем, которого она привыкла видеть – жёстким, холодным и собранным. Но Амлон почему-то не боялась. Она видела его другим и знала, что он – другой.
Она прошла и села на табурет у кровати, не спрашивая позволения.
– Будешь читать? – Он едва заметно усмехнулся.
Вместо ответа она открыла книгу и начала чтение, не обращая внимания на господина визиря. Она словно чувствовала, как должна поступить и подчиняясь велению сердца снова выбрала незатейливую детскую сказку. Амлон читала тихо, с выражением и едва закончив, подняла голову, чтобы увидеть, что господин визирь снова снял маску и перед ней был обычный человек. Он сидел на кровати, уронив голову на руки. Ей даже показалось, что он плачет. Но нет. Визирь поднял голову и она не увидела слёз.
– Болит голова? – Спросила она участливо. Говорить с ним без всех этих «господин» было так легко и просто.
– Да, – он устало потёр виски. – Сказка напомнила мне о том, что я хочу забыть.
– О чём же?
Визирь испытующе посмотрел на неё. Амлон чувствовала, что он хочет ей рассказать о чём-то и боится. Чего? Может быть, показать свою слабость? Он отвернулся и промолчал. А через несколько минут добавил уже другим голосом:
– Почитай мне что-нибудь другое.
Амлон послушно закрыла томик сказок и взяла книгу по истории Тарса. Она училась по похожей. Бросила быстрый взгляд на визиря, но тот думал о чём-то своём. Интересно, если она прочтёт ему про историю чужой, враждебной страны, будет ли он доволен. Немного помедлив, она всё же начала чтение.
Визирь молчал и она невольно увлеклась, забывшись. Очнулась только понимая, что засыпает, а буквы расплываются перед глазами.
– Давай оставим эту книгу на завтра.
Амлон молча кивнула. Ей было и радостно, что она придёт к нему снова завтра и страшно от этого. А глаза закрывались уже сами собой. Она не помнила, как добралась до постели. И всё же, на грани яви и сна ей показалось (а может быть, это была правда), что господин визирь пожелал ей доброй ночи.
Следующие несколько дней пролетели как в тумане. Амлон с нетерпением ждала этого чтения по вечерам. Ей не хотелось видеть Тавла, не хотелось ни с кем общаться кроме господина визиря. Но он, кажется, избегал её. Они встречались только вечерами. Теперь он никогда не заходил в её комнату, не предлагал разделить с ним завтрак или обед. Только вечера. Амлон не знала, что с ней творилось и не хотела знать, боялась истины. Дни она проводила либо в купальнях, либо в библиотеке. Жара стояла такая, что даже привычные к ней ирханские слуги едва не падали в обморок. А она даже радовалась этому, потому что в саду под таким палящим солнцем нельзя было долго находиться. И не нужно было даже придумывать предлог. Главное, чтобы Тавл не пробрался в дом. Если она и вспоминала о тарсийце, то очень редко. Она специльно заставляла себя думать о нём. Её мучала совесть. Но вспоминать о нём не хотелось. Пусть лучше его бы не существовало вовсе!