А по вечерам она читала господину визирю историю Тарса. Странно, но ему было интересно. Он слушал с удовольствием. И это время принадлежало только им двоим!
Амлон сначала не обратила внимания, что он никогда не просил её читать ему ирханские свитки. А ещё он слушал как она читает на тарсийском и всё понимал. И даже иногда поправлял, когда ей встречалось особо трудное слово. Она ведь не училась в пансионе. Только в обычной сельской школе. Но иногда совершенно безумная мысль посещала её. А что если он сам родом из Тарса? Ведь говорят же, что о прошлом господина визиря ничего не известно. Она гнала эти мысли от себя. Это было бы слишком хорошо, слишком. Она не заслужила такого подарка.
А господин визирь очень скоро разузнал о ней всё. Она сама не поняла, каким образом рассказала ему почти все свои мысли и надежды. Всё, чем она жила до того, как попала сюда, в эту проклятую страну. Это было так странно. Словно он околдовал её. Амлон боялась, что это сумасшествие и называлось колдовством, иначе как объяснить всё то, что она чувствовала? Это чтение вслух по вечерам стало для неё чуть ли не единственным смыслом в жизни. И она боялась, что рано или поздно всему этому придёт конец.
Эмет
Это было так странно. Словно он сходил с ума. Он почти приказал ей уйти и она ушла, обиделась. И всё же он не смог вытерпеть эту пытку и попросил прийти вечером. Он не хотел, чтобы его жалели, потому что жалость унижает. И почти был уверен, что Амлон не придёт. Но Амлон удивила его – она пришла, сама по доброй воле. И он не видел в её глазах страха, только интерес и что-то ещё, чему он не мог дать названия или не хотел, потому что боялся обмануться. Каждый день он ждал её прихода, с трудом сдерживая себя, чтобы сам не отправиться к ней. Сейчас не время. Они скоро расстанутся навсегда. Её ждёт возвращение домой, тепло родного очага и смех подруг, а его – только палящий жар Ирхана и смерть. И всё же сейчас, как никогда, ему хотелось жить.
Амлон так просто и с таким интересом читала историю родного Тарса, что он невольно улыбался своим мыслям. А потом просил её рассказать о своих родных и о своём детстве. Это было безумно, но то, что творилось между ними, иначе как безумием он и не мог назвать. Эмет не хотел даже отпускать её на ночь – им отпущено слишком мало вечеров, но не мог и попросить остаться. Слишком боялся спугнуть. Очень непрочна была нить доверия, связавшая их. И в то же время молчал сам. Он не мог, как она ни спрашивала доверить ей свои воспоминания. Это значило остаться беззащитным, словно самому всадить себе кинжал в грудь. Они слишком дороги ему и он боялся потерять это последнее.