Несломленные (Федоренко) - страница 172

Задира уже мысленно отрывал голову этому подлецу.

— Так что? — продолжал давить Эдгар. Он ехидно ухмылялся.

— Мне нужно подумать. — Решил по-хитрому отстрочить принятие решение, дабы не бросать в открытую вызов.

— Хорошо, думай, но недолго. Только до завтрашней ночи. — Отозвался Эдгар, явно уверенный, какой именно ответ он услышит от загнанной в угол добычи.

На сцену плавно опустилась тьма. Музыка смолкла. А по сцене закружилась искусственная дымка, это все создавало ореол таинственности.

Прожектор направили на бархатные бордового цвета кулисы, которые плавно разъехались.

И взору зрителей предстал высокий, широкоплечий юноша, укутанный в сапфировый, старинный плащ, которые Задира видел только в исторических фильмах.

Глаза юноши прикрывала темная, ажурная маска. Он взирал исподлобья, снисходительным, притягательным взглядом, в котором не было робости или стыда, только уверенность в том что он на своем месте и делает всё правильно. Его узкие, манящие губы выражали ухмылку.

— Ого, новый танцовщик и номер. Как интересно. — Оживился Эдгар, удовлетворено заерзав на месте.

Задира саркастично хмыкнул. Он с любопытством и сожалением посмотрел на будущую жертву насилия над телом и душой.

Танцор двигался к пилону плавными, почти кошачьими движениями, смущённо кутаясь в плащ. Огненные волосы парня, словно языки пламени, горели в мистическим полумраке. Вот танцовщик появился возле пилона, ловко изящным движением скинул с себя плащ, оставшись в облегавшем атлетическую фигуру костюме, который шел ему. Танцовщик цепко ухватился рукой за пилон и прокрутился вокруг, соблазнительно выгибая тело, из-за напряжения белая рубашка оголила рельефную грудь. Рыжий двигался пластично попадая в ритм музыки, не так. Он растворялся в мелодии, ловко огибая ее извилистые витки, как рыба оплывает камни в воде. Танец что предстал перед очами замерших зрителей, сочетал в себе женское изящество, мужскую брутальность. Будто темное и светлое начало соединились в одном существе. Рыжий, словно живое воплощение огня, горел на сцене, извивался подобно языкам пламени с восхитительной чувственностью.

Танец обращался к искре жизни смотревшего, заставляя ее разгораться сильнее от невыразимого восторга и томительного трепета. Даже Задиру пробрало, хотя он до этого момента полагал, что только женщинам подвластно говорить на языке тела. Вампир ощутил, как неистовый голод, разгорелся в его горле и сущности, возбуждённый столь аппетитно выглядевшей добычей, словно приглашающей испить из нее. Вонзить клыки в эту податливую, немного влажную плоть, дабы изведать горячую, питательную кровь.