Но как только Лох перекумарился, его голубчик потерял интерес к другу по галлюцинациям. Стёр его из пятиугольника общения. Но неужели, чтобы тебя замечали, нужно болеть? Зависеть? Умирать? Лоха снова тянет в белую дыру. Его снова манит прелестный мираж. Лох висит на лобковом волоске от пропасти.
Несколько бессонных суток парень проводит, слушая Нирвану и гадая, стоит ли признаваться своему Амуру в любви. Вдруг тот не поймёт и засмеёт Лохматого? Вдруг он скажет: «Посмотри на себя, ушлёпок малолетний!»
Или:
«Отвали от меня, педераст обдолбанный!»
Или:
«Не позорься, чувачок! У меня есть Мэрилин».
Или:
«Вот умора! Ты насмешил!»
Но его карамельный красавец не отличается презрением и высокомерием. Есть шанс, что он вежливо выслушает товарища. Утешит его. Прижмёт к себе. Ответит обоюдностью.
Лохматый отрешённо вырывает книжные страницы, наверное, думая, что вместо «Изысканного трупа» в его руках летняя ромашка.
– Эй, ты чего? – усаживается рядом Купидон.
– Мне надо с тобой объясниться, – оборачивается Лох.
– О’кей, детка. Я слушаю тебя, – закуривает красавец.
От волнения в животе Лоха звякают льдинки, а голова кружится так, словно он стоит на вершине Эвереста. И коленные чашечки дрожат.
– Если ты до сих пор не понял, то я признаюсь сам, – он наматывает волосы на палец, – дело в том, что ты мне небезразличен. Ну, то есть дорог. То есть я дышу к тебе неровно. Как-то так. В общем…
Лох угасает. Его лицо напряженно, словно он готовится к удару. Словно он уже получает удар.
– И что же? – выпускает дым Купидон.
– Да нет, ничего. Шняга, – отмахивается Лохматый, – забудь.
– Подожди, сладкий. Ты, что ли, втюрился в меня? – самодовольно усмехается блондин.
Лоха не просто бьют, его истязают на седьмом кругу Ада. Вставляют раскалённый зазубренный прут в задницу.
– Типа того, – упирается глазами в радугу Лох.
– Ну ты даёшь! – дивится Купидон. – И зачем ты мне это говоришь? Хочешь взаимности?
– Эм… Я действую интуитивно… Просто почувствовал импульс и решил сказать. Понимаешь, ты был единственным, кто не гнобил меня. Кто помогал и считался со мной. Кто дарил райские наслаждения, называл дорогушей и малышом, и… – горячо пыхтит Лох.
– Постой-постой, – прерывает его Купидон, – мне ясно, что ты, бедненькая дворняжка, благодаришь и воздыхаешь обо мне, сидя в туалете. И мне льстит твоё обожание, пупсик. И я не могу тебя задеть. Не могу обидеть грубостью или отказом. Я не из плохишей, дорогуша. Но – услышь меня правильно – я не буду гулять с тобой за руку. И не буду заниматься с тобой баю-бай. И жить, и носить парные кулоны, и покупать одинаковые майки, и забираться с тобой в один душ я не буду тоже. Надеюсь, ты не серчаешь? – ползёт уголок его губы вверх.