– Это не я. Моими словами кто-то другой говорил.
Я смотрю прямо на тебя:
– По-моему, в XXI веке все должен делать ИИ. Особенно контент. Пусть все придумает за нас.
– Ломать четвертую стену, очень свежий прием, – иронично говорит командирка, поправляя черную повязку на лбу. Она прикладывается к рации. Звук рации. Пшшш: – «Снейк», как слышите нас. Это «Солид». Готовьтесь к приему объекта, будем через 20 минут. Принято, – пшшш.
– А что, тут много ИИ сделал? – спрашивает пресс… короче, первая толстуха.
– Порядочно, – многозначительно киваю я. – А зачем мне вообще что-то придумывать? Мы не в каменном веке.
– Ну и…
– Мой чемодан блин! – я меняю тему, возвращаясь в свою реальность, – Там же осталась моя корона, – восклицаю я.
– Что осталось?
– Ты хоть понимаешь, что они тебя использовать хотят? – говорит главная.
– Чего? А кто тогда хочет меня убить? Какой-то псих таранил нас на шоссе, – возмущаюсь я. – Я еще раз повторяю: что все это значит? Вы меня спасители? Или похитили? – от волнения я начинаю путать слова. Моя хваленая малоэмоциональность начинает давать сбои и я думаю, что похоже, это начинается тот самый месяц. Он у меня плавающий.
Длинная пауза, во время которой слышно только рев мотора.
– Это мы таранили. Мы… – главная медлит. – Тебя освободили, – признается она.
– Что? Вы блять меня чуть не убили! Плюс в вездеходе я была не одна, – я повышаю голос. – Так это наша охрана была? С сетками?! – я чувствую, что близка к слезам.
– Другого выхода не было. Тебя надо было спасать.
– Мы все объясним.
– От кого спасать блять? Мне… кто… вам там ничего не сделал!
– Командир, – бросает водитель вполоборота. – Почти на месте, – она приподнимает один из окуляров прибора ночного видения. Чувствуется, что машина куда-то спускается. Шум метели стихает. В салоне включается свет.
– Везите меня обратно. Я не собираюсь из-за вас сесть. Меня запишут в соучастницы, – говорю я, всхлипывая. От ужаса мое лицо перекашивается в гримасе и я плачу, закрываясь руками. Мое лицо краснеет и становится некрасивым – никого не красит нытье. Моя корона осталась где-то в бескрайних снегах и от этого я расстраиваюсь еще больше и долго не могу остановить плач. Меня никак не могут успокоить. Наконец, втягивая носом и утираясь бумажным платочком, я беру себя в руки. Щурясь, я выхожу из машины в ярко освещенный и холодный ангар.