Пока он говорил, его глаза как будто засияли, Дима не совсем понимал, что означает их странное выражение, но подумал, что, скорее всего, они сияют огнём веры. Ему стало страшно и неуютно в его присутствии, он чувствовал, что вновь сталкивается с тем, с чем никогда не хотел бы иметь дела.
– Ладно, Ярик. Я понял. Спасибо. Но это не моё, мне это не нужно.
– Ну, смотри сам, – Ярик хлопнул его по плечу и расслабленно улыбнулся.
Как и обычно, Дима сильно перепарился. Когда париться стало невозможно, друзья решили, что пора по домам. Помывшись, они быстро оделись и вышли на улицу.
С Василием расстались у метро «Проспект Правды». Ярик на метро не ездил, за ним прибыла длинная чёрная машина. За рулём сидела Катья, она опустила окно и улыбнулась Диме во весь огромный рот, породивший у него неожиданные ассоциации. Она была в темных очках, с крупными золотыми кольцами в ушах и толстым ожерельем на плоской открытой груди, в общем, выглядела дорого и благополучно. Открыв дверцу, она ступила на асфальт, показав обнажённые до основания бедра ноги, обутые в туфли на длинных шпильках. Дима вновь удивился её худобе и высоте, совпадающими с пропорциями Ярика, и её настолько же неприятной внешности. Тем не менее, было в ней что-то привлекательное, вызванное сочетанием ухоженности, неуклюжести, открытости платья, уверенности и одновременно чувством неловкости. Какое-то странное обаяние и сексуальность излучала она, и в тонком запахе её духов ему мерещился разврат и вожделение, мятые простыни и откровенные поцелуи, испарения потных тел и вздохи со стонами.
– Привет, – сказал он Катье, не решаясь называть её по имени, до того идиотским оно ему казалось. И повернулся к Ярику, который поцеловал её и противно назвал «киской»: – До связи, Ярик, увидимся.
– Надо чаще встречаться! – Ярик сел в машину. Катья обернулась на миг и махнула Диме рукой, он ответил ей тем же. Стоя под дождём, он подождал, пока они не скрылись вдали, затерявшись в рядах других машин.
Настроение было хуже некуда. То ли оттого что перепарился, то ли ещё почему. Чего-то сильно не хватало, только вот чего, понять он не мог, или не хотел понимать.
Он послонялся по квартире, постоял на балконе, посидел у компьютера, и лёг в постель. Но сон не шёл, и он снова отправился гулять по квартире, постоял на балконе, посидел у компьютера. На столе, стульях, диване валялись неприбранные вещи, книжки, оставленные там наверно ещё полгода назад. Джинсы, повешенные на спинку стула с целью надеть их на утро, но вот уже несколько месяцев так и не надетые, одинокий чёрный носок у кровати, пушистый от клочьев пыли и при определённой слепоте и свободе воображения похожий на седеющего котёнка, чашка на подоконнике, потемневшая изнутри. По этим разбросанным по квартире вехам, подумал Дима, можно отмечать историю моей жизни, это как бы следы прошлого, свидетельства того, что какие-то события действительно со мной случались. Например, эти штаны были повешены на стул, когда он решил по приходу с улицы переодеваться и больше не ходить дома в уличной одежде. А эта книга лежит с тех самых пор, как ему зачем-то понадобилась история об Одиссее. А вот и следы губной помады на стекле, хорошо заметные днём, их оставила одна чернобровая девушка во хмелю, но непонятно как – когда он попытался стереть их, выяснилось, что поцелуй сделан со стороны улицы, и это притом, что живёт он на семнадцатом этаже. Если бы не все эти отметины на оси времени, подумал Дима, я бы и не помнил ничего того, из чего состоит моя жизнь. Всё забывается, а иной раз и не поймёшь, было ли что на самом деле или это просто показалось, ведь многие события я мог просто придумать, вообразить. А потом не остаётся никаких доказательств, что они случались в реальности. Небоскрёб за окном сиял во всю стену меняющимися надписями: «Зона Правды ждёт тебя! Начни настоящую жизнь! Прерви цепь перерождений!»