Аня хотела ещё что-то сказать, дёрнула головой, встряхнула руками (Дима заметил, как сильно дрожат её пальцы), но видимо не нашла подходящих слов и пошла прочь.
– Заказ прежний? – спросил официант.
– Да, две, и счёт пока не нужен.
Оставшись в кафе наедине с самим собой, он наконец смог предаться своим мыслям. Точнее, то, что происходило у него в голове, походило не столько на мысли, сколько на бесформенное сочетание ощущений, воспоминаний, желаний, сожалений и планов. И нельзя сказать, что он совсем уж остался наедине с самим собой, потому что вступил в плотную sms-переписку. Писал он всем подряд, с кем был достаточно близко знаком. За перепиской и абсентом время летело незаметно, и в какой-то момент он потерял память. По всей видимости, он ещё долго просидел в кафе и много выпил, но происходящее вокруг, минуя сознание, сразу падало в пропасть бессознательного, и никаких свидетельств об этих нескольких часах его жизни не сохранилось. В сознание он вернулся только поздно ночью – он обнаружил себя дома, на кухне, сидящим за столом в одежде, с сигаретой и телефоном в руках. Затушив сигарету, он разделся и лёг спать.
Ночь выдалась непривычно чёрная, за окном не было видно неба, настолько оно сливалось с мраком в комнате, не было видно даже окна, и он не смог бы понять, открыты у него глаза или закрыты, и не ослеп ли он вообще, если бы не красные точки фонарей на крышах высоких домов. Он слышал, будто эти фонари нужны для пилотов самолётов, чтобы те не врезались в дом, но не верил в это, потому что никогда ни один самолёт здесь не пролетал, тем более так низко. Завернувшись в одеяло, он размышлял в полусне о смысле этих фонарей, пока, наконец, не понял со всей отчётливостью и ясностью, в чём же дело.
– Маяк! Маяк! – закричал он.
В самом деле, ошибки быть не могло – пятно красного цвета, размазанное влажным воздухом, вздымалось и опускалось впереди в ритм хода корабля по волнам. Его крик услышали матросы и, не дожидаясь специальной команды, быстро полезли по вантам спускать паруса. Ночь была настолько темной, что очертаний острова не было видно, но Дима помнил, как тот выглядит. Скалистая глыба без травы и деревьев, без зверей, птиц и насекомых, и без солнца, потому что всегда над островом нависал сплошной серый покров из туч. Рассказывали, что раньше, очень давно, остров был зелёным, и птичье пение звенело на нем день и ночь. Звери сновали туда-сюда, птицы порхали в ветвях, и дремучие леса окутывали весь остров. Куда и почему пропали все животные и растения, никто не знал, хотя была одна наиболее распространённая версия. Считалось, что доверчивых зверей и птиц съели узники Замка, подманивая их сладкими обещаниями к окнам тюремных камер. И всех насекомых тоже будто бы они съели. А деревья умерли сами, потому что без пения птиц и насекомых в коре их существование потеряло смысл. Затем волны смыли землю, обнажив каменный скелет острова. С тех пор на острове слышен лишь плач прибоя в скалах, и пение узников в унисон с ним.