– На этот коврик в ботинках наступать нельзя. Он предназначен для того, что на него ступали босыми ногами. Верно?
– Верно.
– Вы часто наступали на этот коврик в ботинках?
– Да, бывало, но я не всегда специально, часто по рассеянности…
– Не надо передо мной оправдываться. Я не из администрации солярия и не другой посетитель, которому предстоит после вас стоять на грязном коврике. Вопрос в другом – зачем вы это делали?
Дима так и знал, что вопрос будет именно этот. Он помедлил и ответил:
– По рассеянности…
– Лжёте! – мужчина вдруг побагровел и закричал в полный голос. – Дело в том, что вам наплевать на других, и более того – хотелось сделать мелкую гадость!
Дима попытался возражать, но тот поднял руку, повелевая замолчать.
– В общем, – совершенно спокойным тоном сказал он, – если бы вы знали, что придётся потом отчитываться и говорить правду, вы бы делали эти вещи?
– Нет…
– Вот именно поэтому всегда надо говорить правду. Ясно?
Дима кивнул.
– Ну, вот и хорошо. Приходите завтра в восемь утра. Будем работать. Меня зовут Мелемах Аркеселаевич. Я ваш консультант. Всего хорошего.
– До свидания… – Дима направился к двери.
– Кстати! – позвал его консультант.
Дима испуганно остановился с протянутой рукой к дверной ручке.
– Забудьте про солярий. Дело не в нем. Это просто пример. Всего хорошо.
Дима заметил, что Мелемах Аркеселаевич добродушно улыбается.
– До свидания, – сказал Дима и запнулся, – ммм…
– Что такое? Хотели назвать меня по имени-отчеству, но не смогли, потому что решили, что имя-отчество у меня дурацкие?
Дима покраснел.
– Ладно, ладно, идите, – весело засмеялся консультант. – Всё будет хорошо.
Дима вышел, нарочито аккуратно прикрыл за собой дверь, и тут же подумал, что эту излишнюю нарочитость лысый наверняка подметил в качестве его очередного минуса. Ничего хорошего не будет, – думал он о последних словах консультанта, шагая по коридору к лифтам, – всё уже плохо. Его идиллические надежды на тихую и спокойную жизнь на Зоне рушились – наверно теперь его каждый день будут терзать, допытывать и мучить, пока он не станет таким же придурковатым, как те прохожие с яркими бейджами и пустыми глазами, словно они узрели Бога и на этой почве превратились в идиотов. В детстве ему приходилось регулярно бывать в церкви. Там он нередко видел людей со странной печатью благодати на лице, в основном это были женщины за сорок. И вот в их лицах не было больше ничего, кроме этой самой благодати, не было жизни, души, мысли – и его это пугало, как будто он очутился среди инопланетян.
Выйдя на улицу, он остановился в нерешительности. Он не знал, чем ему теперь заняться. Ложиться спать в такое время вроде ещё рано, было наверно около девяти вечера. Уже стемнело, вокруг никого и полное отсутствие звуков, привычных для города, настолько, что слышался едва заметный дождь. Постояв минуты три, он вдруг понял, что очень устал. Много лет он не ложился раньше полуночи, но только потому, что всегда придумывал себе какие-то дела перед сном, а здесь и придумать было нечего. Даже такое занятие, как «потупить за компьютером» здесь не имело смысла, потому что интернет ограничивался порталом Зоны, а его он уже и так весь изучил. Он хотел бы чего-нибудь перекусить, но не знал, как и где это можно осуществить. Оставалось только одно – возвращаться в общежитие и спать.