Стало привычным воображать себе монахов эдакими добрыми старцами, которые будучи отшельниками, живут уединенно, незлобиво, и всех приходящих к ним людей наставляют в добре и братолюбии. Первые монахи первых веков, должно быть, жили точно также, они всячески отвращались от мирских забот. Однако исторические хроники описывают то, как некогда разрозненные монахи сплотились в довольно внушительную толпу, которая несла зачастую разрушение и физическое принуждение. В многочисленности монахи приобрели ранее им несвойственную воинственность, и потому стали вмешиваться в дела государства и общества. В книге Карен Армстронг “Поля крови. Религия и история насилия” описано такое мнение, будто воины былых веков считали себя подобными монахам, вот только они насаждали христианство не словом, а насилием меча, при этом лишая себя многих радостей мирной оседлой жизни. Те времена миновали, да и это всё западная цивилизация с её кровавыми крестовыми походами. Однако если мы взглянем на русские монастыри, то мы увидим похожую схожесть воинства и монахов. Прямо сейчас мы видим высокие монастырские стены с бойницами и в истории находим упоминания о том, как монастыри использовали в качестве оборонительных крепостей. Монахи часто произносят воинственную риторику, они часто говорят – мы воины Христовы, некоторые из них ожидают воцарение некоего воинственного царя, а некоторые из них и в своих сочинениях славят воинство. Такое словосочетание как духовная брань отдает милитаристским душком. Ко всему прочему ими проводятся крестные ходы с хоругвями, столь схожие со строем солдат со знаменами. Еще они не прочь благословить воинов, да и сами готовы встать в ряды убийц, стоит только вспомнить Пересвета и Ослябю, так всё сразу встает на свои места. И самые главные схожие черты это послушание и иерархия. Как рядовые солдаты исполняют приказы командиров, так и послушники в монастыре несут послушания данные им наместниками, всеми этими батюшками и матушками. А неисполнение приказов или послушания они обоюдно называют самочинием, гордостью, вольнодумством, как и дезертирство и уход из монастыря крайне осуждают. И, безусловно, они крайне скептически относятся к свободе. Насколько же омерзительно всё это рабское человекоугодие! Как же омерзительны все эти системы направленные на подавление свободной воли человека! И стоит ли удивляться тому, что монахи охотно сообщаются с военноначальниками, они вместе восседают в людных собраниях и вместе строят военные храмы. Сколь оказывается явственна их схожесть, сколь органичны эти две воинственные структуры. И вдобавок это безобразие они смеют называть христианством.