Но только не для Маризы, осмелев, хрупкая с виду малышка таскала Етю из комнаты в комнату как пушинку.
− А-а-а! Она такая замечательная! − голосила девчушка в полнейшем восторге, и угомонить ее удалось только Америне, и то не сразу.
Отправляясь спать, Мариза подошла ко мне и очень серьезно сообщила:
− Это очень печально, что на Актании нет таких Еть. Каждому ребенку просто необходима кошка.
И она ушла, а я заработала очередной приступ тоски и грусти. У Ариши теперь тоже нет кошки. Конечно, это не являлось главной и самой насущной проблемой, нависшая над Землей угроза не имела с ней никакого сравнения, однако… Данное племяннице обещание, казалось, тянуло меня на родную планету едва ли не сильнее всего прочего. Обещания нужно исполнять, особенно если даешь их детям.
В центр управления полетами, то есть дальними миссиями, меня взялся проводить Гарун. В кабинет вместе со мной его не пустили, но даже так, зная, что он дожидается снаружи, было спокойнее.
Беседу со мной проводила женщина по имени Инла. Вытянутое лицо, острые скулы, темные волосы, аккуратно собранные сверху − весь ее образ излучал строгость и деловой подход.
Сдержанно поздоровавшись, она пригласила меня присесть и, не теряя времени, начала расспросы. Причем начала издалека, попросив рассказать о моей жизни на Земле. Впрочем, эта тема быстро ей наскучила. Инла несколько раз переспросила, не было ли у меня вспышек воспоминаний, неудержимой тяги к звездам или бесконтрольных выбросов в космос в астральном теле. Я недоуменно мотала головой и, судя по всему, так и не произнесла чего-то такого, что она хотела услышать, а потому мы перешли к моменту моего попадания на «Странник». И здесь она расспрашивала со всей дотошностью, вынудив рассказать все в мельчайших подробностях. По крайней мере, я надеялась, что чуть приукрашенная версия событий выглядела правдоподобно. Врать нехорошо, особенно представителям какого-то там крутого ведомства, а, значит, через них и самому Совету, знаю, но что оставалось делать, если на кону стояла карьера Гаруна, а возможно, и его будущее? Невольно подставить парня мне совсем не хотелось, а потому, расставляя акценты в повествовании, я выставляла дурой и виновной во всем случившемся исключительно себя. Насколько это было возможно. Сама побежала, сама полезла, сама очутилась. Как-то так. Да, о Ете на всякий случай упоминать тоже не стала, мало ли что.
Инспекторша, как я про себя ее прозвала, окидывала меня цепким, изучающим взглядом, и доброжелательная ее речь не вполне вязалась с вот этим вот взглядом, заставляя внутренне ежиться и чувствовать себя по-настоящему неуютно.