Причина эта была проста как медный грош. Рано или поздно шайке пришлось бы стоянку бросать. Хоть удирая от преследования, хоть в поисках другого места, обещающего больше добычи — от охоты ли, от разбоя. А наскоро слепленную халупу оставить всяко легче, чем нормальное жилище. Как и возвести ту же халупу на новом месте.
Морально легче — в том числе.
Так до погребов ли тогда? При таком-то раскладе?
Но теперь, когда перспектива умереть от ран сменилась немалыми шансами протянуть ноги с голоду, Кхугл жалел, что даже не попытался припасти хоть немножечко еды. Лично для себя. Рад был теперь даже червивому грибу или куску тухлого мяса.
Хотя бы тухлого! Или…
— Морглокх! — простонал разбойник, шаря вокруг себя в темноте, но натыкаясь лишь на трупы подельников. — Ну что за дичь! Столько мяса вокруг… на самом-то деле. Свежего мяса! А съесть нельзя.
Следующей мыслью, посетившей его, было: «А почему, собственно, нельзя?» Да, есть себе подобных среди людей не принято. Но так же и не принято отбирать чужое имущество… у большинства не принято, по крайней мере. Тогда как он, Кхугл, только этим и занимался — с юных лет. И ничего! Земля не разверзлась под ногами, Морглокх не утащил его при жизни в свое подземное царство. Как не утащил, к примеру, кхонаса, который только и живет, что плодами чужих трудов.
Не принято среди человеков было и убивать тех, с кем живешь под одной крышей и делишь трапезу. Но и этот барьер оказался для Кхугла преодолимым. Более того, преодолеть его оказалось не просто возможно, но необходимо. Не прирежь главарь на глазах всей шайки Оболтуса Миту — не видать бы ему среди подельников хотя бы подобия дисциплины. Ибо уж очень этот Мита нагло себя вел. С ним, Кхуглом, по любому поводу пререкался, насмехался так вообще чуть ли не над каждым в шайке. Наглый был и… глупый. Потому что проку от Оболтуса при этом было не больше, чем от самого тупого из баранов. Но особенно главаря печалила угроза Миты покинуть их нестройные ряды. К ней Оболтус прибегал в ответ чуть ли не на любую претензию к себе, любимому.
Но если уж тогда было необходимо переступить через условности, то теперь необходимость этого ощущалась гораздо острее. В конце концов, в одиночку, без подельников, ежели тем вздумается разбрестись, прожить еще можно. А вот без еды, на пустой желудок — попробуй-ка, выживи! Так какого Морглокха?..
На размышление, приведшее его к такому выводу, Кхугл потратил несколько ударов сердца, не более. И заключив, что никакая цена не является высокой, коль речь идет о собственном выживании, потянулся к ближайшему из трупов. Ухватил того за еще не успевшую остыть руку и, подтащив к себе поближе, впился в конечность теперь уже мертвого подельника зубами.