Что до вкуса крови, то он — Кхугл поймал себя на неожиданном открытии — вкус этот, кажется, ему даже нравиться начал.
За попытками насытиться, объедая убитого подельника, Кхугла застал волк. Зверь заглянул на порог, явно привлеченный запахом крови и мяса. Остроухий силуэт появился на фоне проема — более светлом по сравнению с шалашом изнутри. Видно, снаружи уже помаленьку начало светать.
— Пшел вон! Мое! — рявкнул Кхугл, отвлекаясь от трапезы. Точнее, попытался рявкнуть как можно грознее.
Но из-за недостатка сил с невольным презрением к самому себе услышал в собственном голосе стон, чуть ли не мольбу.
— Пшел! Пшел! — снова выкрикнул разбойник, срываясь на визг.
Впрочем, по крайней мере, громкие звуки заставили волка остановиться. С полминуты он оценивающе смотрел на другого хищника — двуногого. Два чувства боролись в звериной душе. С одной стороны он ощущал слабость последнего живого обитателя шалаша. С другой — чувствовал и решимость, готовность двуногого биться за свою жизнь и добычу.
Решающим для волка стало осознание того обстоятельства, что и живой двуногий, и его пожираемый собрат были не единственными, годными в пищу, кусками мяса в этом шалаше. А значит, зверь мог утолить голод и более легким способом — не вступая в схватку с существом, ничем ему по большому счету не угрожающим. Не тратя на это бессмысленное противостояние время.
И потому волк осторожно ухватил зубами за лодыжку ближайший к порогу двуногий труп да выволок его наружу.
Кхугл же продолжил отгрызать куски мяса от ног мертвого сообщника. До тех пор, пока не почувствовал долгожданное тепло и тяжесть в животе. Признаки сытости.
Дождавшись их, разбойник оставил свое занятие и, в обнимку с целительным шаром, переполз на свою лежанку. После чего провалился в темный, как собственная душа, лишенный сновидений, сон.
* * *
Проснулся Кхугл на удивление ярким солнечным днем — бодрый и полный сил. Боль, терзавшая его ночью, даже не вспоминалась. И настроение главарю не испортили даже трупы, коими полнился теперь шалаш. Трупы, уже начавшие пованивать и разлагаться, да привлекшие к себе мух. Небольшие и зеленые, те целыми ватагами кружили над телами разбойников, громким хором жужжа. Словно радовались обильному пиршеству.
Ни мешать мухам, ни, тем более, соперничать с ними из-за завтрака Кхугл не собирался. Найдя, что в поедании человечины нет ничего страшного, обнаружив в данном процессе даже некую прелесть, разбойник ни в коем случае не собирался жрать тухлятину. Зачем травиться, если можно поймать себе что-нибудь свеженькое — Кхугл уже чувствовал в себе для этого достаточно сил. К тому же проголодаться он пока не успел, и потому не видел смысла спешить с новой трапезой.