–А что именно снилось, Митя?
Митька внезапно покраснел. Как во сне. До кончиков ушей.
–Да, ерунда, не стоит вспоминать.
–Вы говорили обо мне? Ты дал ему какое-то обещание? Во сне?
Почему-то было очень важно это выяснить.
Митя уже почти встал, чтобы бежать за врачом, потом резко сел и удивленно посмотрел на Динку.
–Откуда ты.. Ну, в общем, да. Так, старая история. Ерунда!
–Ты обещал стать его рабом на три месяца, чтобы меня не трогали?
Митя, открыв рот, смотрел на Динку и молчал, медленно, мучительно наливаясь темной краской так, что на носу выступили капельки пота. Динка даже пожалела его. Рабство у Бахмета, это… это было… страшно. Весь детдом знал. Она деликатно отвернулась.
–Знаешь, мне кажется, снился тоже этот сон. Но, это же просто сон, да?
–Да! –торопливо согласился Митька, он так хотел изменить тему, что даже не обратил внимания на то, что им обоим снилось одно и то же. А Динке уже стало не до этого. Она обнаружила, что лежит под простыней в огромной больничной пижаме. Мужской. С подвернутыми рукавами и штанинами. И совсем без белья.
–Ты, что? –зашипела она,– ты меня раздел? Полностью?
–Ты же мокрая вся была,– испуганно залепетал Митька, у него забегали глаза,– как бы ты тут лежала-то?
–Ты сам меня раздевал?
– Я не смотрел!
Митька вместе со стулом отодвигался от Динкиной кровати, стараясь ногами оттолкнуться как можно дальше.
– Никто не хотел! Все думали, что ты умерла!
Динке стало смешно. Подумаешь, какая нежная! Раздели ее, облекли в пижаму и накрыли белоснежной простынкой! Ой, ой. Как стыдно! Она успокаивающе кивнула:
– Прощаю. Что дальше? Я есть хочу. Домой хочу. И мне завтра на работу. Сколько времени?
Распахнулась дверь и в палату стремительно зашел, почти забежал дежурный доктор. Услышав ее последние слова, доктор очумело потряс головой, одобрительно погладил Митькины вихры, и, взяв стул, уселся на него, скрестив волосатые ноги, выглядывающие из-под коротких больничных брюк.
–Ну, что, порядок? Другу своему спасибо скажи. Он тут поднял такой скандал. Всех на уши поставил. Оказался прав. Уважаю.
Доктор говорил, а сам, поворачивал в разные стороны голову Динки, проверял ее пульс, оттягивал веки, заглядывая в зрачки.
–Ну, со вторым рождением тебя, цыганка!
Динка дернулась. Какая еще цыганка? Опять?
–Нет? Не цыганка? А волосы у тебя…– доктор усмехнулся, оглядывая Динкину нерасчесанную, спутанную, все еще влажную, гриву,– ладно, хоть мусульманка, хоть цыганка, черноглазая. Тебе нужен больничный?
– Нет. Я домой хочу.
–Нет?–доктор вопросительно оглянулся на Митю. Тот пожал плечами.