Крымские приключения (Хамуляк) - страница 29


В этот момент в ресторан «Фасоль к вину» зашла большая группа людей, среди которых я узнала Зиновия Аркадьевича, тут же радостно помахавшего нам и, конечно же, пришедшего поздороваться. Последовали обычные любезности, комплементы, обмен новостями, и в какой-то момент, он-таки схватил мой локоть, на котором могу покляться появилась мозоль от этих хватаний… и хотел было произнести слова, которые, судя по его лицу, имели очень большое значение для него, но грозили долгими объяснениями для меня. Я его прервала с умоляющим видом:

– Зиновий Аркадьевич, дорогой, я знаю, что вы настоящий кавалер и не оставите девушку в беде, – он слегка опешил от такого начала. – Я встретила истинную любовь и теперь на крыльях лечу в ее объятия, но… – я достала сумку с пятью килограммами добра, – но мне обязательно надо передать эти вещи одним хорошим людям, которые живут вот по этому адресу. Иначе, все планы порушаться, а вместе с ними мой отпуск да и судьба.

Я присовокупила к правдивому, без единого слова лжи, рассказу бумажку, на которой папиным почерком, «курица-черты-резы» как называла его мама, уже почти у трапа были начерканы улица и номер дома с квартирой, совершенно без имен и отчеств и других обозначений.

– Отдай и скажи, что б съели до апокалипсиса, а после, я еще наварю, – говорил папа на прощание. Слова были переданы точь-в-точь Зиновию Ардкадьевичу, который как-то странно всматривался в бумажку, видимо, как и я не разбираясь ни черта ни в чертах и ни в резах. Хотя должен был бы по профессии историка-археолога!

– Так вы Майя Плисецкая? – только и спросил он, потрясенно воззрясь на меня, будто видя впервые. Мне понадобилось где-то около одиннадцати секунд, что бы догадаться кому принадлежали адрес и папины слова об апокалисисе. И я не удивилась б, если б папа приписал ранее непонятное, а теперь такое родное «Анунаку Анунаковичу» или «Сварогу Плутоновичу». Ан нет! Последнее из другой песни, вроде.

– Так вот почему я, старый козел, влюбился в вас без памяти?! Походка, взгляд, фигура Венеры, тонкий юмор, сострадание, соучастие, ум и прозорливость, и вечная юность вашей мамы, – он поцеловал мне руку, но мне показалось, что этот поцелуй предназначался другой. – А я ведь мог быть вашим отцом, Майечка. Но Венера Кустодиевская выбрала революционера и великого прорицателя современности. Человека-гения, которому, как мне, не суждено изменить этот мир, катящийся в тар-тара-ры. – он сделался печально милым. – От всей души желаю вам счастья и благодарю за те мгновения, что дарили мне свет надежды. А папе передайте «мерси» за величайшие дары, которыми меня мог бы побаловать только настоящий друг: маринованный в листьях черной малины подорожник, квашенные июнькие папоротники с щавелевым соусом, – он перечислял еще какие-то несъедобные названия, а потом вызвался довести меня до аэропорта по дороге рассказав историю настоящих друзей, которую чуть не разбила любовь. Но как поется в советской песне, один друг решил сойти с пути, тем самым сохранив мир, дружбу и любовь… Что тут скажешь? Эпохальные люди, которых не покажут по телевизору, ибо последний является одним из коней апокалипсиса, зовущий наивные души в тар-тара-ры…