Этого Вовка понять не мог. Не то, что перед ним оказался обычный гад и мошенник, а как он, человек с критическим мышлением, опытом, мог не разгадать гада и мошенника?!
Ведь все, что не делал Олег – все выглядело странным, в том числе его разговоры, как урвать, как юлить, как не возвращать. Суды, скандалы, алкоголь, женщины. Все было на поверхности, надо было только сложить два плюс два и сделать выводы. Мошейник и пройдоха всегда и везде, он не делает исключений ни для семьи, ни для друз]ей. Это как голограмма. Одна рожа на все стороны.
– Слава богу, бизнес не успели замутить, – подумал Вовка, собираясь в дорогу. В другой конец столицы, где жили пожилые москвичи, которые названивали ему последнюю неделю беспрестанно, чувствуя, что их большой дом накрывается медным тазом.
Как назло за окном стоял четырнадцатый февраля, в багажнике его дорогой машины лежали цветы и подарок Вике. Вика уже давно была на даче, ждала его там для романтичного ужина вдвоем. С детьми осталась теща.
– Тварь! – выругался Вовка, увидев буран, который заметал его джип, а также все вокруг, создавая катастрофические пробки во все стороны света. После долгого, неприятного и изнурительного разговора с москвичами, Вовке надо было б ехать на дачу, опять в обратный конец города. В лучшем случае, он бы добрался к романтично настроенной жене в полночь, хотя на дворе только после обеда. А значит, праздник любви пойдет насмарку.
Вика будет злой и грустной. Конечно, он ей расскажет про ее подругу Аллу и ее муженька-афериста, но этим только отравит еще несколько ближайших дней. Они будут думать только об этих тварях. Было б хорошо, если б Алла не знала о планах мужа. Что было вряд ли, муж и жена – одна сатана, скажет любой агент недвижимости. Вопросы брака, развода наблюдались риелторами чаще, чем семейными психологами. А если не знала – то случится еще одна трагедия.
– Лучше б не знала, – вслух сказал Вовка, сидя за рулем. Перед глазами со скоростью света мелькали дворники, пытаясь справиться со снегопадом. Машины вокруг, похожие на снеговиков, с самой ослиной скоростью, двигались в ад. Каждый проклинал тот снег и эту зиму, и столичные пробки и власти, и всех вокруг. Это было нестерпимо. А Вовку еще ждал крайне неприятный разговор с приличными людьми. По идее он мог бы позвонить им и все рассказать. Но как не посмотреть в глаза этим несчастным людям, как по телефону излить им свою боль от предательства?! И вообще не показать свои глаза, где жила честность и теперь печаль. Он должен был это сделать сам.
– Ну тварь! Ну скотина! Подлая сволочь! – кричал Вовка, сидя в салоне один. Его никто не слышал. Не слышал его ругательств, где то и дело проскальзывало одно и то же слово «сволочь», мамино страшное слово. Он со всех сил ударил руль, который не дрогнул, зато заболели пальцы от удара. Вовка был очень зол.