По дороге домой, под редкими фонарями, держась одной рукой за руку отца, а другой нащупывая в кармане коробочку, маленький Ронин удивлялся тому, как какое-то незначительное, казалось бы, событие может уже захватить собой будущее время.
Тогда он по-детски и объяснил жизнь как выбор какого-нибудь поступка и долгое его повторение в чувствах. Между поступками и их повторениями была пустота, а сами они и были той жизнью, которую видел и знал маленький Ронин. Он словно останавливал жизнь в событиях и долго её рассматривал. Время он воспринимал как ожидание перед следующим рассматриванием, задумчивостью.
3
Вот ещё одну фотографию посмотрел, - подумал Ронин об этом детском воспоминании. Чем дальше он возвращался в прожитую жизнь, тем больше ему казалось, что воспоминаний не так и много. Самых первых. И дотянуться до них было не так просто. Первые воспоминания не вызывались никакими усилиями памяти, а вспыхивали сами по себе, словно попадались под руку самые первые, уже пожелтевшие от времени фотографии. Но это случалось не часто.
А что было потом, всю жизнь, - подумал Ронин, выйдя из дома, оглянувшись вокруг, - повторения. Повторения первых чувств. Да по-другому и быть не могло.
И вот эту ель, закрывшую полдома, - тоже он видел в начале своей жизни, и желтый лист лежал уже когда-то, подрагивая на весу, на чужой, хвойной ветке.
И такое же окно, которое сейчас смотрит вслед, Ронин снимал первым фотоаппаратом, стараясь поймать свой собственный взгляд - из дома на улицу. Потому что ещё раньше, совсем маленьким ребенком, он целыми днями простаивал у окна.
Фотография, которую ему подарил старый музыкант, и заставила Ронина поехать в деревню. Словно он понял наконец, в чем сейчас его беспокойство. Фотография стены дома с одиноким окном вызвала одно из первых воспоминаний, и он ринулся к началу, чтобы собрать, найти в памяти первые чувства.
После того вечера, когда они с Анной ходили к музыканту, Ронину стало казаться, что в его архиве - многочисленных папках - исчезли несколько фотографий. Изо дня в день он переглядывал старые снимки и не мог найти то, что, казалось, видел перед глазами. Он даже не понимал, что это были не снимки, а его взгляд, предшествующий им.
Воспоминания взорвали прошлую жизнь. Они стали множиться в бесконечном выборе единственных, изначальных изображений, будто кто-то неустанно требовал и требовал правды.
Это было похоже на повторение молитвы, слова которой исчезали. Слова растворялись, находя свой невидимый обратный путь.
И когда казалось, что он наконец видит не снимок памяти, а настоящее закатное небо и последнюю каплю красного солнца, скользнувшую за горизонт, - видение исчезало, мгновенно возвращаясь на свое место во времени.