— Да, — подтвердила, кивая. — Это случилось после того…
Но я не договорила, замявшись. Мне неприятно об этом говорить. А тем более вспоминать. Хватает и того, что вижу кошмары во снах, просыпаясь каждый раз с капельками пота на лице, сбившимся с ритма сердцем и страхом, пронзающим всё моё тело, что это вновь и вновь произойдёт.
— Не договаривай. Я знаю, — мягко мне говорит, и его пальцы бережно водят по моему запястью — гладят, принося успокоение, теплоту и расслабленность.
Между нами повисает минутная тишина, а потом он добивает меня. Его слова попадают мне прямо в сердце.
— Это я тогда тебя спас.
— Что?!
Вскрикиваю, но получается как-то хрипло и еле слышно.
То, что я сейчас слышу, правда? Да нет, этого просто не может быть. Я бы помнила, знала. Да мне бы родители рассказали об этом. Но…
Резко вскидываю взгляд. Смотрю прямо в глубину его чарующих глаз шоколадного оттенка. Всё глубже и глубже проникая.
Глаза. Его глаза. Те, что также каждую ночь мне снились, пытаясь уберечь меня от опасности. Которые закрывали, не давая пробраться моим страхам и боли внутрь.
И я вспоминаю. Да, это они меня спасли. Они дали мне жизнь.
Рука непроизвольно тянется к лицу Марата. К уголкам глаз, где вижу еле заметные морщинки. Касаюсь их. Мой муж смотрит на меня, не отрываясь, пристально, внимательно.
Качаю головой.
— Да. Это ты. Твои шоколадные глаза, — голос тихий, а сердце сбивается и вновь начинает биться, набирая обороты. — Ты меня спас, — повторяю, чувствуя на своих губах солоноватый вкус.
Облизываю нижнюю губу и прикусываю её.
— Ты. Это был ты.
Сбивчиво шепчу, а Зверев на это только кивает. В голове сумбур и ничего не укладывается, но я чётко теперь понимаю, что он меня спас. Марат Зверев, мой муж, меня спас.
Тяжело выдыхаю, прикрываю глаза и уже двумя руками тянусь к мужчине. Обнимаю его, утыкаюсь в шею, глубоко вдыхаю его запах.
Руки Марата обхватывают мою талию, притягиваю к себе, крепче обнимая.
— Но это ещё не всё, девочка, — шепчет мне на ухо, а его большие и крепкие ладони гладят мою спину.
Я отрываюсь от него немного, не понимая, о чём он говорит. Вопросительно на него смотрю.
— Это было чуть раньше. И именно этот кусок своей жизни ты забыла. С одной стороны, это хорошо, но с другой — плохо. Лучше бы я тогда умер, ведь тогда бы с тобой ничего не случилось, — объясняет мне, но я ничего не понимаю.
Хмурюсь от его последних слов, которые пронзают сердце резкой стрелой, колют болью, отчего дышать становится всё тяжелее и тяжелее. О чём он вообще говорит? Он обвиняет себя в том, что случилось со мной? Почему? Нет. Он не может быть ни в чём виноват. Кто угодно, но не он.