Я продолжал еë ожидать возле монумента вечного огня. Позади меня находилась сама звезда, где пылал огонь и искусственная икебана, такая же искусственная, как и та благодарность ветеранам и погибшим в времена Великой Отечественной. Так и помимо этого, дождь, начавшийся совсем недавно, окончательно опечалил это место, сделав его абсолютно отвратным. Штурмующиеся ветром верха деревьев дополняли эту грустную, даже страшную сказку.
На моë счастье, я увидел еë, идущую в жёлтой куртке красавцу на лицо и близкую моему сердцу девицу. Она была как и прежде сильно красивой с своими волосами пшеничного цвета, которые становились ближе к цвету бездны океана у корней(я всегда считал её красавицей и с её натуральным цветом волос, однако она решительно хотела блондые волосы, чему я конечно же не могу никак противиться). Её глаза по-прежнему были мне ярче солнца и в прямом смысле закрывали для меня весь остальной мир, ведь я был поглощён ей. Её невесомая походка была обворожительной, из-за чего я почти и не успел насладиться в изяществе ей. Она аккуратно подошла в пять шагов ко мне из левой аллейки, что была по левую руку от монумента и обвила мне спину руками, прижавшись своим телом к моему так щепетильно, что это можно было сравнить с процессом сбора конструктора, где есть приятное щёлканые при соединении двух частей. Затем она начала разговор своим голосом созвучным с альтом.
– Привет. Как ты, милый?
Мы вместе стояли, обнявшись под слегка моросящим дождём и как обычно это было, говорили о самом важном для нас в тот момент, а именно, как у нас дела и какие были трудности за те пять дней, что мы не виделись. Иногда можно было бы сказать, что мы были личными психологами друг для друга. И можно сказать, что только в эти моменты мы полноценно пользовались всеми преимуществами наших отношений, а именно могли делится наболевшим без страха того, что нас, или не поймут, или не утешат.
Без малого уже через пять минут мы плыли по дорожкам того парка как два катера связанных одним тросом в одном русле реки. Я шёл с левой стороны, что уже стало вполне обычным и даже удобных в наших отношениях, и держался с ней за руку. Вообще при желании я бы мог расписывать тактильные ощущения этого момента как Лев Николаевич Толстой в отдельном томе, однако обойдусь лишь скромным описанием. Потому как мы держались за руки, скрестивши пальцы так, чтобы получался замок, я всей рукой ощущал нежность её рук с той самой приятной теплотой, ощущаемой совсем не так, как это могло бы ощущаться, возьми я любого другого человека за руку таким же образом. Но весь мой трепетный восторг не только этим был зажжён. Глаза её, так красиво переливающиеся от карих до тёмно-зелёных, как только это можно было, смотрели то взглядом Моно Лизы вперёд, то очень мягким и задорным на меня.