– Давайте выпьем за любовь! – сказал я, передавая ей бокал.
Рука моя дрогнула, шипучая жидкость плеснула ей на колено, обтянутое тонким капроном.
– О, черт! – я машинально смахнул пенные капельки.
Теплая волна окатила сердце. Я сам ошалел от своей смелости.
«Дотронулся!».
Умирая от страха и желания, я принялся оттирать ее колено, но уже медленнее и напористо, стараясь охватить ладонью.
– Да ладно вам, – беззаботно сказала Аня. – Еще дырку протрете…
«Неужели она не поняла?».
***
Возможно, ничего бы тогда не случилось, не сядь Аня в низкое кресло напротив моего стола. В то кресло, где я мечтал о ней.
Возможно, не случилось бы, не выставь она коленки, прикрой ноги безликими джинсами или мешковатыми брюками, уродующими женщин похлеще целлюлита.
Возможно, я предотвратил бы тысячи своих будущих сожалений, если бы не выпитое шампанское, не блудливые мои руки.
Если бы – если бы – если бы…
Если бы не шепоток за левым ухом.
***
Я тереть перестал, но руку на коленке, вроде случайно, оставил.
«Если почувствую хоть тень ее недовольства – уберу…».
Недовольства не почувствовал.
Вжался в коленку сильнее.
Она мило НЕ-ПОНИМАЛА, растроганно глядя на меня сверху вниз.
– За любовь пить не хочу. Лучше выпьем за дружбу, – сказала Аня. – Любовь ищет своего.
– Так уж ищет.
– Да-да. Если не денег, то внимания, теплоты, взаимности. А это порою напрягает! И порою кажется, что легче жить без любви. Проще, по крайней мере. Так что – за дружбу!
Она размашисто чокнулась со мною. Сделала пару глотков. Поставила бокал на подлокотник кресла.
Тот неспешно – будто в замедленном кино – накренился, и упал. Во все стороны брызнули стеклянные осколки. По неровному линолеуму потянулась пенная лужица, выписывая замысловатые узоры.
– Ой! – встрепенулась Аня. – Дайте тряпку…
– Пустяки, – сказал я.
И обнял ее обеими руками. За обе коленки.
***
Она не упиралась!
Глядя ей в лицо, я решительно протянул руки по скользким бедрам, нырнул под юбку.
Подол задрался, открыв ноги до колготочных шортиков.
Я дотронулся большими пальцами до ластовицы, вжался в Анюту.
Теперь она поняла!
Удивленно ахнула. Перехватила мои руки. Уцепилась в запястья тонкими пальчиками.
– Не нужно… Я замужем! – испуганно выдохнула она.
Отвела глаза.
Но руки мои не убрала, лишь чуть отодвинула от промежности.
***
В тот миг еще ВСЕ можно было исправить.
Она могла показательно возмутиться, пригрозить горилоподобным мужем, дать мне пощечину, оттолкнуть, наконец.
И я бы не упорствовал, принялся бы извиняться, пеняя на умопомрачение от ее красоты, выпрашивая любой способ загладить вину.