Даниэль похлопал мужчину по плечу и уверенно отодвинул его в сторону. Уилл нервно-виновато улыбнулся охраннику и, прошмыгнув за Даниэлем в открывшийся проем неприметной обветшалой двери, – Уильям припомнил себе, что именно в эту дверь входили многие посетители заведения, – обогнал друга.
– Ты сколько уже живёшь в этой стране, Даниэль?
Уилл преградил Даниэлю путь и уперся рукой в стену. Тот только растерянно захлопал глазами, спешно пытаясь свернуть деньги так, как они хранились до этого, но вместо этого зелёные бумажки только сильнее пушились и путались между собой. Даниэль резко выдохнул, поднял взгляд на Уильяма и широко улыбнулся фирменной улыбкой каждого члена семьи Куэрво.
– Всю свою жизнь. У меня даже акцента нет! Ты за кого меня принимаешь?!
– Вот именно, – Уильям вырвал из рук Даниэля одну из купюр и указал пальцем на портрет. – И ты никак не можешь запомнить, что это Улисс Грант?
– Да хоть сам Одиссей, Уилл, – вяло повёл плечами мужчина. – Моя семья сделала достаточно, восстанавливая ваши южные штаты после войны. Уверен, этот милый мужчина простит то, что я не помню его имени.
– Твоя семья обязана ему своим приездом в Америку, Даниэль.
– Вот как? Определенно это повод, чтобы я запомнил его имя. Уилл… Грант?
– Улисс, Даниэль.
– Пойдём, нас уже ждут, – Даниэль похлопал Уильяма по груди и кивнул на пятьдесят долларов. – Можешь оставить себе. У меня еще есть.
Даниэль никогда не упускал случая похвастаться своими испанскими корнями и упомянуть о вкладе его семьи в восстановление разрушенной войной страны. Однако, знания этого человека об остальной части американской истории заканчивались ровно на границе отцовского имения, там, где покосившийся белый деревянный забор отделял маленький мирок семьи Куэрво от остальной части общества. В политике Даниэль разбирался так же, как Уильям в литературе, а скучным университетским лекциям предпочитал пабы и дорогие рестораны, куда можно было привести очередную охотницу за деньгами.
Поэтому при любом удобном случае Даниэль проявлял чудеса ловкости и переводил тему в благоприятное для себя русло.
Отцепив руку Уильяма от стены, Куэрво подвинул друга в сторону и поспешил ступить на первую хлипкую дощечку лестницы, ведущей куда-то вниз под бар. Уильям потёр глаза и, сунув купюру себе в карман, шагнул в неизвестность следом за своим другом.
Лестница была достаточно крутой, чтобы при желании можно было с неё упасть и сломать себе шею, а ссохшиеся, покрытые занозами перила радушно вели гостей в глубь, под землю, подальше от солнечных лучей и пристальных взглядом полицейских. На последней ступеньке Уиллу пришлось пригнуться, чтобы не удариться лбом об низкий дверной проем, а затем Уильям замер, оценивая масштаб развернувшегося бара, который буквально был подпольным.