Абигейл думала, не оставить ли Джесси стучать, пока ему не надоест, но он закричал во все горло, пересиливая завывающую вьюгу, и Абигейл испугалась, что кто-нибудь из соседей услышит его.
Она нашла халат и, прислушиваясь, поспешила к задней двери по грубым доскам пола. Джесси снова начал колотить и вопить, поэтому Абигейл зажгла лампу, хотя и не стала сильно выкручивать фитиль, а оставила его еле теплиться из-за боязни, что кто– нибудь может увидеть Джесси из окна.
– Эбби, открывай!
Она только приоткрыла дверь и, преграждая дорогу, не давала ему войти.
Ветер и снег обнимали его волосы, брови и усы – в ледяных кружевах, решительные, черные, словно ночь, глаза смотрели на Абигейл.
– Я сказала тебе держаться от меня подальше. Ты соображаешь, сколько времени?
– Плевать я хотел.
– Как всегда.
– Ты меня впустишь или нет? Никто меня не видел, но, будь уверена, они услышат, как я высаживаю дверь, если ты захлопнешь ее у меня под носом.
Ветер врывался в дом. Абигейл схватила халат за полы на груди. Ноги замерзли, и она дрожала от холода.
Джесси внезапно приказал:
– Дай войти, пока ты совсем не замерзла вместе со мной, – и вошел, заполнив кухню десятью фунтами своей куртки из овчины, тремя дюймами усов и почти двумястами фунтами упрямства.
Абигейл набросилась на него раньше, чем он успел прикрыть дверь.
– Как ты смеешь вламываться в мой дом, как будто он принадлежит тебе?! Выметайся!
Он всего лишь пожал плечами, потер руку об руку и, полностью проигнорировав Абигейл, воскликнул:
– О Господи, как же холодно на улице! Без всяких извинений он сбросил куртку.
– Нам надо дров, чтобы мы не превратились в ледышки.
Он оттащил стул от кухонного стола, поставил его точно напротив печи, повесил куртку на спинку, открыл печную заслонку и потянулся за поленом в ящик с дровами – все это время он ни разу не посмотрел на Абигейл.
– Это мой дом, и тебя сюда не приглашали! Положи полено обратно!
Он опять не обратил никакого внимания на слова Абигейл и засунул полено в печь, потом закрыл заслонку, развернулся и, наклонившись вперед, стряхнул с волос снежные хлопья. Он заметил босые ноги Абигейл, выглядывавшие из-под подола халата и, указав на них, сказал:
– Тебе бы надо надеть что-нибудь на эти милые ножки, лапочка, потому что разговор займет некоторое время.
Абигейл побагровела.
– Он не займет никакого времени, потому что ты немедленно уходишь. И не называй меня лапочкой!
– Я не ухожу, – сказал он уверенно.
Она поняла, что он не шутит. Что ей оставалось делать с таким безмозглым детиной? Абигейл сжала кулаки и зарычала в раздражении. Джесси взял другой стул, поставил его рядом с первым и потом, засунув большой палец обратно за пояс брюк, поднялся.