– Все это прекрасно, – тихо сказал Нодь. – Чувства твои всем понятны и объяснимы. Но обидны. Ты забыла, чья это идея – рыцари света? Она моя. А сказать я хотел всего-навсего, что уж коли нам суждено победить, мы должны будем узнать поименно всех людей, что помогали богу Света в борьбе с тьмой. Чтобы по праву воздать им честь за их дела. Никого мы забыть не должны, сами должны разыскать каждое имя, тем более что Люкс нам в этом деле не помощник.
– Эй, друзья, – махал руками Оле из толпы лесных братьев. – Идите все сюда. Тут такие интересные дела проклевываются.
Было похоже, что наблюдатели в отношении Аны-Сурии несколько успокоились. Наблюдение за нею велось ни шатко, ни валко, с расслабленной ленцой, тем более что инструкции она соблюдала железно. Причем не только и не столько данные Гольденцвиксом, но – прежде всего! – Генриком.
Ни разу больше она не позволила себе не только сбросить своих филеров с хвоста, но и вообще не допускала с ними никаких шалостей. Разве что встречное наблюдение, которое позволило установить еще одну пару "наблюдантов", страхующих основных и, вообще, обретающихся у них на подхвате. Щелкнуть филеров по носу иногда хотелось совершенно нестерпимо, но она держалась, понимая, что от способности исчезнуть в решительный момент будет зависеть вся ее дальнейшая судьба.
Те десять часов, на которые ей удалось оторваться от наблюдателей в памятный день расправы с Жабой, она сумела использовать с максимальной эффективностью.
Первое, чем она за это время сумела обзавестись, были две тайные, или, как она с удовольствием себе говорила, "конспиративные" ячейки, где можно будет отсидеться и "когда", и "в случае чего". Она самым тщательным образом изучила все возможные "пути следования" к этим ячейкам. Ввела в себя расписания всех видов общественного транспорта, имеющего остановки вблизи этих ячеек. Разместила на всех ключевых бродвейских стоянках турбоциклы, которые время от времени по очереди "прогуливала", отыскивая все новые и новые – позаковыристее – пути исчезновения с Бродвея. Причем, как Генрик и советовал, выезжала с Бродвея и возвращалась на Бродвей она всегда через один и тот же магистральный тоннель вне зависимости от того, где ее черти носили. Это, как утверждал некогда Генрик, создает у "наблюдантов" здоровую иллюзию стабильности ситуации.
Памятуя о предстоящих ей сорокадневных мучениях, Ана-Сурия внесла в стандартные ионные души своих конспиративных ячеек все те изменения, что советовал Генрик. По его словам, видоизмененный душ должен был хотя бы немного облегчить ей жизнь в самые критические дни. Генрика она вообще – чем дальше, тем больше – вспоминала с самой настоящей нежностью и, может быть, даже с любовью… может быть… Ей нравилось тешить себя мыслью, что когда-нибудь потом, когда все будет позади, когда и мания ее тоже будет позади, она, богатая, молодая, счастливая случайно встретит его где-нибудь на роскошных курортных пляжах Земли… пошлость, конечно, несусветная, но почему бы и не помечтать немного, пусть и по телетаксерному глупо?