Отныне и в Вечность (Стернин) - страница 17

– Ну, ты даешь! – рассмеялся Кувалда, но в смехе его не было и следа от прежнего уверенного скептицизма. – А что же нет тогда среди нас аристократа, купца… моряка, в конце концов?

– Это ты даешь! Сам-то ты кто такой? Ты студиозус, но ты же и моряк. Кто нам рассказывал, как болтался на купеческих корытах по Балатону, на учебу зарабатывал?

– Может, ты еще в рыцари Света дикого степного викинга определишь? А то, знаешь, в этой компании разбойника явно не хватает.

– Не я. Это Судьба. Судьба решает, кто ей нужен для окончательной победы и уничтожения тьмы.

– Окончательная победа над тьмой, – вздохнул Кувалда. – Эх, вы, мыслители! Свет и Тьма неразделимы. Не существуют они друг без друга. И есть между ними вечное единство и вечная же борьба. Сам подумай – как бы ты узнал, что есть свет, если бы не было тьмы? Но вот одно меня всегда удивляло. Серость. Ни свет она, ни тьма, всегда корыстна, всегда подла, а хорошо для нее только приносящее выгоду. Оттого и склоняется чаще всего на сторону Тьмы, что свет бескорыстен, и выгоду подлую втихую не обещает и не дает. Нет для серости ничего ненавистнее бескорыстного идеалиста. Убить не сможет – посадит на полюса. Не выйдет посадить – оклевещет, с грязью постарается смешать, пусть и без доказательств, а всячески обгадить и оболгать хоть бы голословно. Потому – как ты словами не блуди, а не заставишь идеалиста поверить, что хорошее – плохо, а плохое – хорошо. Не заставишь его признать, что все на свете продается и покупается, что быть стервой – самое оно для порядочной женщины, что публичное сквернословие есть высший шик, а беспорядочный крысиный свальный блуд есть самое достойное времяпрепровождение. А уж гнусничать над людьми идеалист и сам не станет, и серому не позволит. Не волнуйся, друг, человек он, бог или отражение божие на земле, но в обиду мы его не дадим.

4

Планер был готов, стоял на берегу Ахерона, прикрепленный к вбитым в мерзлую землю кольям, и был он невероятно красив – большая белая птица с раскинутыми в стороны крыльями. Осталось только груз закрепить в его корпусе в указанных Люксом местах – небольшой запас еды и выдержанную в кислоте кость. Кость была заранее скована в плотные, удобные для транспортировки пластины и помещена в попарно связанные пакеты из рыбьей кожи – как известно, рыбья кожа, если и не держит саму кислоту долго, то от ожога закисленной костью, пока совершенно не расползлась, защищает вполне удовлетворительно. Однако беглецы так умотались к концу работы, что единогласно решили дать себе хотя бы небольшой отдых перед прыжком в неизвестность. Заколебавшемуся сначала Кувалде Манон со Скавроном, не сговариваясь, украдкой показали на Люкса – почерневшего, осунувшегося, и совершенно непонятно как державшегося на ногах. Да и самому Кувалде отдых был нужен не меньше, чем остальным.