– Лады, пошли, покемарим.
Шагая следом за спотыкающимся Кольшей и, натыкаясь в серой темноте на шершавые стенки подвала, Димыч нюхал ладони, тёр их друг от дружку и при этом что-то глухо бубнил. Оказавшись снаружи, Кольша заторопился в тенёк вагончиков, жмурясь по-старушечьи от солнечных лучей.
– Ёшкин свет. Ни хрена себе.
Неожиданно услышав вопль, приятель крутанулся, как ужаленный. В подвальном проёме стоял Димыч. Вся его застывшая в нелепой позе фигура была словно гальванизирована серебром. В волосах кувыркались ослепительные блики; широкая грудь, как рыцарский панцирь перед атакой, сиял; в чудных изломах закаменели серебренные штаны, разгоняя игривые зайчики вокруг, благородным металлом отливали кирзовые сапоги.
Но самое великолепное зрелище представляло лицо. Его словно окунули в чан с расплавленным серебром, и теперь оно застыло античной маской древнего мыслителя, поражённого великим удивлением. Обомлевший Кольша на пополам сломался в диком хохоте:
– Ты чё охринел?!
Маска несколько ожила, толстые серебряные губы расклеились, показав того же цвета зубы:
– Етит твою мать! Во, гады! Серебрянку подсуропили! Хрен теперь отскоблишься!
– Придётся песочком потереть. А, не возьмёт, наждачком! – издевался Кольша.
– А, то стоишь, блин, как статуя в лучах заката … Аж, в глазах рябит. А может, Димыч, ты так и останешься? Сияешь, что олимпийский рубль.
– Да пошёл ты… Лучше помог бы, чем ржать. Счас бабы приедут, они нас обоих отсеребрят, мало не покажется!
– Айда к растворному узлу. Там речной песок есть. Будем отскабливаться.
– Ё моё! -глянув себе в штаны взвыл Димыч.
–И там! Хороша, бляха, красочка. Прям Аполлон.
Тут приятель опять захохотал:
– Да ты точно не мойся. Тебе в музей надо. Как статую показывать будем. За деньги.
– Отвали. Хорош ржать! Без тебя тошно, – Димыч потрусил к ёмкости с водой.
В этот момент появилась вахтовка. Увидев автобус, Димыч добавил ходу. Подбежав к баку с водой, быстро открыл кран. Хватая широкими, словно штыковая лопата, ладонями струю, он яростно обливался водой, прихватывая большие горсти песка из лежащей рядом кучи.
Конечно, крупнозернистый песок слабый заменитель мыла, однако такие усилия не могли оказаться напрасными и дали результаты. На плечах и груди появились проплешины. Но до полной победы было очень далеко. Это осознавала и сама жертва любознательности:
– Ну блин, красочку завезли. Ею только собак красить.
В это время вахтовка, постанывая рессорами, подплыла к вагончикам, и из неё начали выходить отобедавшие строители. Народ сразу оценил художественную ценность творения неизвестного автора, что металась у бака. Ржали долго. Димыч уже давно перестал огрызаться на обидные реплики и вовсю трудился на ниве отмывания. Кончилось все тем, что прораб Чупин велел ему убираться к едрёной бабушке, не мешать работать и не отсвечивать тут. Задёрганный электрик накинул на изодранное тело рубаху, торопливо пошагал домой. Благо идти было рядом. Но «пивососом» его больше никто не звал. За ним приклеилось другое прозвище: Димыч серебряные му… А вскоре он уволился. Пошёл прапорщиком на зону. Она была тоже рядом с домом.