Еще раз наполняет стакан из графина. Звучно отхлебывает и продолжает:
–Да, сплоховал. Залез, значит, я на стол, а с него на стул. Люстру держу в руках крепко. И, потянулся ее, люстру, на крюк зацепить. Да, товарищи, забыл сказать, потолки у нас в квартире высокие, метра три с лишнем. И, как я не кожилился, не могу достать до крюка. Тогда, думаю, стул на стол поставлю. С него уж точно достану, со стула-то. И, тут вторую трагическую ошибку совершил. Мне бы опять бабку крикнуть, чтобы помогла. А, я нет. Сам, думаю, стул подниму. Поднял одной рукой и посредине стола поставил. А, стулья у нас в квартире, наши, местной фабрики. Ножки хлипкие, шатаются, как у теленка-сосунка. Встал потихоньку на стул. Люстру дорогую, хрустальную держу крепко. Потянулся к крюку и, уже чуток осталось, а стульчик-то подо мной хрясть. Ножка подвернулась и я полетел. Лечу, а сам люстру крепко держу и думаю, выпущу, разобьется вдребезги, а деньги большие бабка заплатила. Да, и красивая она, жалко. А, не выпущу, сам разобьюсь и не смогу на партийное собрание пойти. Пока вся эта карусель в голове неслась, я и состыковался. Да, так шмякнулся, аж в пояснице хрустнуло, а в голове такой гул пошел, будто на фонарный столб наскочил. Ну, все думаю, копец. Доигрался хрен на скрипке. Завалился, что носорог, на пол. Бабка вокруг бегает, причитает, а я в руке люстру держу. Спас.
Тут Матвеев ехидно спрашивает:
– Товарищ Чернов, а почему же на следующий день после твоего полета, видел у тебя под левым глазом синяк? Как так?
На что Юрка резонно:
–Так я когда летел, физиономией о стул задел.
Глазунова к концу юркиной речи вся багровая сделалась:
– Да, это ахинея какая-то, товарищи. Чернов! Вы, что, издеваетесь над всем партийным собранием?! Какая люстра, какой стул?!
Юрка тут же в ответ:
– Людмила Никаноровна! Товарищи! Так я специально подробно рассказываю вам. Честно, без утайки, как своим старшим товарищам. Чтобы вы всю картину четко представляли. Да, товарищи, я виноват. Мне надо было, дураку, не люстру спасать. Будь она не ладна. А, морду свою и здоровье. Извините за грубое слово.
– Слушайте, Чернов, а мне говорили, что вы просто подрались. Гуляли в какой-то компании. Пьяным домой возвращались и подрались в подъезде с соседом, – неожиданно вклинивается в разговор Водников.
– Ну, это сплетни и оговор, товарищ секретарь, – уверенно парирует Юрка:
– ну, сами посудите, мне на утро идти на работу, а там партсобрание. А, я взял бы и напился. И, еще и подрался. Вранье и оговор.
– А, может и не оговор? – встревает Глазунова: