После срывающей лекции о революции – темы для меня больной своим надрывом и страстью, я хотела высказать восхищение, прикоснуться, разжечь пламя сговоренности с мало знакомым человеком, как бывает порой в искусстве, где все легко, потому что отражает лишь верхушки… Но Илья вообще не заметил, что я пришла. Его облепили какие-то радостные молодые женщины с превосходным маникюром, которого у меня не было отродясь, и я сразу почувствовала себя какой-то маленькой, сморщенной.
– Я к вам ходить больше не буду, – только и сказала я, дождавшись удаления длинноногих нимф.
Наверное, моя мина в тот момент выглядела отталкивающе. Илья вздохнул. Мне показалось, что он плохо обуздывает раздражение, пытаясь казаться беспристрастным. Меня охватило знакомое бешенство от смеси гордости и обиды за то, что он думает обо мне совсем не то и считает неблагодарной.
Илья молча взирал на меня. Я не могла отгадать его эмоции.
– Может, – сказала я с легкой обидой, пытаясь смыть накативший на него транс. – Я слишком навязчива?
У меня похолодели пальцы, но яростно пекло глаза. Он поднял на меня ужаснувшийся взгляд.
– Навязчива? – эхом повторил он. – Что за ерунда?
Я могла бы скрыть эмоции, но не стала, потому что гордилась ими. Так диктовал кто-то внутри, требуя новых впечатлений. Должна была, и все. Отступи я, мое вероломство в отношении собственного благополучия выело бы изнутри.
Поэтому отчетливо выпалила:
– Это потому что вы мне нравитесь.
Не дожидаясь продолжения, я резко зашагала к выходу.
Шла и с знакомой тоской несостоявшегося думала, что он никогда меня не узнает.
Он мог бы стать мне учителем, кумиром, а для него на деле меня как будто и нет, а эти непонятные девушки окружают его и озвучивают какие-то глупости. Он вежливо и отстраненно улыбается, мечтая поскорее сбежать… Странно, но ревность во мне крепко молчала. Наверное, потому что я прав на него не имела. Само собой, что он уже с кем-то. А я как никто чувствовала в себе эту неугасаемую силу любви, нежности, поддержки. Я столько часов своей жизни утопала в каких-то эфемерностях, что естественно тянуло воссоздать их в жизни. Но от невозможности реализоваться привязанность скоро отпадает как засохший комар с подоконника.
Может, меня как любительницу хитросплетений привлекала и его история… Но сейчас я выжата, хоть ничего не делала целый день, и соображаю как в ознобе, так что заканчиваю.
Я постучала в дверь квартиры Никиты. Знакомиться с его предками у меня не было желания, но мы условились, что я зайду за ним, потому что он помогал матери по дому, а гулять хотелось отчаянно. До онемения в ступнях, до мозолей, до забившегося в балетки песка, чтобы потом, присев на какой-нибудь проходной лавочке, говорить о ерунде, расслабленно сутулиться, жевать купленную в ларьке булку и смотреть на Неву.