Оглядывая здание больницы, его окна, этажи, я догадывался, оно меня «насовсем» не отпустит…
– Фридрих Карлович, я готова, – передо мной стояла элегантная молодая женщина в модном пальто. Если бы не некоторые обстоятельства и уставший вид, можно было подумать, что у неё всё в полном порядке. Держалась она достойно.
Я галантно предложил ей руку и увидел ответную улыбку. – Пойдёмте. – Наконец-то, Елена немного расслабилась.
Мы пошли по длинной аллее. Вокруг было тихо.
– Вы любите поэзию? – спросил я у своей спутницы и, получив утвердительный ответ, прочитал по памяти одно стихотворение, навеянное нашей прогулкой:
Осыпал лес свои вершины,
Сад обнажил свое чело,
Дохнул сентябрь, и георгины
Дыханьем ночи обожгло.
Но в дуновении мороза
Между погибшими одна,
Лишь ты одна, царица-роза,
Благоуханна и пышна.
Назло жестоким испытаньям
И злобе гаснущего дня
Ты очертаньем и дыханьем
Весною веешь на меня.
– Вы верите? – спросила меня тихо Елена и посмотрела мне прямо в глаза.
– Что всё будет хорошо? Да! – без тени сомнений ответил я под испытующим взглядом своей пациентки.
Она поёжилась от набежавшего ветерка.
– Вам не холодно? Мы можем вернуться.
– Нет, Фридрих Карлович, не беспокойтесь. Мне не хочется возвращаться обратно. Пойдёмте лучше вперёд, я давно не была в парке.
Мы пошли дальше. Всем сердцем я желал добра женщине, идущей рядом. Женщине, решившейся поступиться честью, но сохранившей такой ценой жизнь любимому человеку. Поступи она иначе, был бы в том прок? Трудный вопрос. Я долго размышлял над ним. Порой корни произошедшего уходят в непостижимую глубь, где только одна интуиция способна дать ответ.
– Можно полюбопытствовать, какое имя вы дали своей дочери?
– Я назвала её в честь своей мамы – Марией.
– Мария – чудесное имя! Всё у неё будет хорошо. Девочка родилась уже в мирное время. Она не будет вздрагивать и плакать от взрывов или пронзительного воя сирен. Рядом с ней те, кто любят её. Тем более, через несколько дней закончится курс лекарств, и вы сможете кормить её сами.
– Да, мне говорили уже об этом.
– Елена, вы совсем мало улыбаетесь. Мой вам совет, как доктора, категорически не думать о плохом. Если я чем-то могу вам помочь, вы можете располагать мною.
Елена задумалась. Я видел, как она собирается с мыслями. Наше молчание затягивалось, но торопить её не хотелось. Накопившиеся сомнения и горести искали в ней выход. Их нельзя было уже удерживать. Необходимость выговориться и тем самым облегчить тот груз, что давил и не давал покоя, заставляя терзаться и метаться, назрела. Елена понимала, я очень хорошо это чувствовал, другого такого удобного случая для неё может больше не представиться. Но довериться незнакомому человеку, хоть и спасшему ей жизнь, она, по-видимому, считала себя не готовой. Казалось, уже ничего не предвещало развязки, как Елена вдруг неожиданно заговорила, прервав долгую тишину.