И, в какой степени наша семья была типично американской, в такой же степени я отличался от вашего представления об обычном американском пацане. Я изредка играл в регби, но это не было моим хобби. Я умел стрелять, но в рамках летнего лагеря, куда ездил еще в возрасте десяти лет. Мне больше нравилось читать и (в этом я признавался только родителям) я хотел поступать на факультет журналистики в университет. Мои отношения с девушками складывались довольно вяло: у меня была всего одна постоянная подружка, с которой мы были вместе около полугода, а еще у меня несколько раз был петтинг с парой-тройкой девушек. Я не был спортсменом, красавчиком, звездой класса и даже гением. Я просто был собой: спокойный парень, любящий книги и хорошую музыку.
Телефон зазвонил уже в четвертый раз за минут двадцать, и я сдался. Трубка слегка исказила высокий голос моего дяди, брата мамы:
– Эй, парень, – он помолчал. – Как дела?
– Я записался в Пехоту, – спокойно ответил я.– Сбор на следующей неделе.
Трубка замолчала. Все мои родственники привыкли, что моя жизнь была чередой размеренных и обдуманных поступков, а очередь в потенциальную смерть явно выбивалась из общей картины. В трубке послышалось шуршание, шипение, приглушенные звуки спора, а потом мой дядя с преувеличенной радостью сказал:
– Передаю тете!
– Марк Холливел! – теперь трубка говорила визгливым резким голосом. – Ты что сделал?
– Записался в Морскую Пехоту Соединенных Штатов, во имя служения нашей доблестной и отважной нации,– ответил я и повесил трубку.
Я сам не до конца осознавал, что сделал. Просто я шел по улице, а когда выпал из своих мыслей, понял, что стою прямо перед призывной станцией Пехоты. В следующий раз, когда я очнулся, я стоял уже внутри,а мое имя вписали в список добровольцев-призывников.
Вербовщиком был жилистый мужчина с густыми усами и холодными, цепкими глазами. Он несколько раз назвал меня «сынок», пожал мне руку, рассмеялся, когда я ответил ему крепким рукопожатием, и торопливо записал мое имя и данные.
– А семья в курсе, что ты тут стоишь? – как бы между прочим спросил он.
– Они умерли, – ровным голосом ответил я. – Так что я стою тут сам по себе.
Он пожал плечами:
– Значит, Пехота станет тебе за мамку и за батю. Распишись.
Я послушно поставил подпись и, тем самым, определил свою Судьбу, или, по крайней мере, ближайшее будущее.
В следующие несколько дней телефон буквально разрывался. Если раньше, после похорон родителей, мне звонили буквально пару раз в неделю и то осторожно, словно боясь как-то задеть меня или еще больше ранить, то тут на меня обрушилась лавина звонков. Топ-вопросов составили: