По маленькой аллейке, мимо сосен, шли молча – муж впереди, Вера за ним. Садясь в машину, еще раз увидели игуменью. Она стояла возле черного блестящего автомобиля, на котором, видимо, только что приехали двое упитанных мужчин среднего возраста. В раскрытом вороте рубашки одного из них сверкал внушительных размеров желтый крест. Количество даров, доставаемых из багажника машины, свидетельствовало о большой любви вновь прибывших к Богу и об их горячем желании спастись. И то уважение, с которым игуменья внимала их просьбам, та готовность, с которой она громко обещала помочь их страждущим душам, дали понять Вере, что приехали действительно важные для женского монастыря люди. Увлеченные беседой, ни игуменья, ни упитанные паломники даже не заметили, как исчезли с монастырской территории скромные «жигули» с незадачливыми дарителями никому не нужного хозяйственного мыла.
Ехали молча. Мимо плыли черные вспаханные поля, на горизонте застыла синяя гряда гор. Муж Веры примирительно заговорил первым, и оба стали делать вид, будто ничего не произошло. Вера думала о том, что случившееся на такой святой территории – еще одно испытание для ее неопытной души. Но было ужасно неловко перед мужем, который бросил все свои дела ради ее нелепой затеи – увидеть отца Михаила. Перед въездом в город муж Веры вдруг свернул машину на проселочную дорогу:
– Давай остановимся в лесочке, поговорим.
Вера, кивнула, и, закусив губу, молча отвернулась, стала смотреть в открытое окно машины, пока пробирались по бездорожью в глубь леса. Она знала, чего хочет сидящий рядом с ней мужчина и, вопреки своему состоянию, не стала ему отказывать. Он не был верующим, к Богу не стремился, церковников называл «попами» и посещение монастыря считал блажью – лишней тратой бензина и денег, которых вечно не хватало. И только отец Михаил своим добрым отношением немного смягчил его сердце в прошлый приезд. Близость вышла сумбурной, удовольствия не доставила, и настроение, в конце концов, стало просто гадким. Пытаясь выехать, надолго застряли в глубокой колее. Толкая машину, Вера разорвала узкий подол юбки и подвернула ногу. От отчаяния хотелось разрыдаться, но она изо всех сил сдерживалась, чувствуя свою вину.
Вечером, собирая нехитрый ужин, в десятый раз ругая себя за злополучную поездку в монастырь, Вера машинально выбросила в бумажный мусор, предназначенный для сжигания, использованный баллончик из-под дезодоранта. Ее сын потащил мешок на улицу, во двор, чтобы сжечь. Боковым зрением она видела в окно кухни, как красное пламя осветило двор, а потом раздался хлопок. Замерев от ужаса, Вера выскочила на крыльцо и застыла, глядя на своего ребенка, который бежал к ней, оттопыривая торчащий из-под рубашечки локоток. Она уже мысленно представила, как через несколько секунд вздуется багровыми пузырями нежная кожица на теле ее мальчика, как не будет она знать, чем облегчить его страдания. Эти несколько секунд бесконечно растянулись в пространстве. Ей хотелось завыть, и было страшно это сделать, потому что сын испуганно молчал, и только его неестественно распахнутые глаза кричали от боли и недоумения.