С этими словами он открыл дверь и кивком пригласил гостя выйти прочь. Владимира слова Ильи озадачили, это казалось сущим абсурдом и известной лишь Богу игрой, где нет победителя. Когда они сели за стол, то мужчины уже начали что-то обсуждать, в их словах часто проскальзывали темы о смерти, способах убийств, что начало приносить Бурову осознание реальности.
– Вокруг этого маньяка слишком много шума, а по факту, что он делает? Убивает пару людей в неделю, не смешите меня, – возмущался Титов. – На моём счету 3102 жертвы и это только с 1920.
– 3102?Я убил уже 3600 с 1921! За девять лет больше, чем ты за свои десять, – парировал Игорь.
– 3905,– развёл руками Николай, словно выходя на первый план.
И в этот момент сердце Бурова словно замерло, конечности холодели, а в комнате было недопустимо жарко, разум начинал расплываться от услышанных цифр. Какое количество нераскрытых дел? Брошенных семей, уничтоженных жизней, а ради чего это всё? Чтобы хвастаться этим между такими же психопатами?
– Нашли, чем хвалиться, на дворе 1930 год, а вы говорите лишь о цифрах,– брезгливо прыснул Илья. – Количество, количество, а способы? Изобретательность? Игорь, какое твоё самое интересное убийство?
Кем же был Морозов? Просто хозяином особняка, который привёл детектива в дом, где проходит собрания общества убийц? Едва ли, мужчина был слишком одержимым собственным «хобби», да и прекрасно знал, что его коллеги слишком глупы и недалеки, чтобы быть маньяком Ленинграда. Да и не меньшую роль играл факт, что он сам им и являлся. Порой убийцы раскаиваются, даже самые ужасные и безнадёжные, которые, казалось, уже давно забыли о существовании морали и любых правилах и взглядах, которые отторгали умышленные человеческие убийства.
Морозов, со временем, когда он стал вести образ жизни отшельника, о чём и упомянул Фёдоров, стал относится к убийствам с непреодолимым отвращением, называйте это невовремя проснувшейся совестью, но он стал ненавидеть своё «хобби». Он стал стараться, рыться глубже, искать в этом отдушину и пытаться вернуть былое удовлетворение от подобных деяний, но нет, даже чрезмерная изобретательность, которая и стала отличительной чертой Ленинградского маньяка, не спасла его душу от терзаний, которые не позволяли спать ночами.
Во сне ему виделись кричащие жертвы, в коридорах родного дома мерещились тени и отрубленные конечности, да даже в еде он, казалось, видел выбитые зубы и человеческую кровь. С каждым днём это сводило с ума, бывший «хозяин жизни», который так легко вершил известный лишь ему самосуд, начинал плавно сходить с ума от деяний, которые преследовали его из прошлого. Именно это побудило его выйти сейчас на путь некого искупления, а именно привести сюда детектива, который занимается этим делом.