– Я помню, как видела эти драгоценности в Каирском музее, – восхищённо выпалила Нефрет. – Вы уверены, что они принадлежали королеве Аххотеп? Это картуш[75] короля Ахмоса – её сына, да?
– Они были найдены в её гробу, – ответил Эмерсон. – Значит, их подарил Ахмос, который действительно был её сыном. Если бы дары, поднесённые им своей бабушке Тетишери, были такими же богатыми, как эти...
– Конечно, весьма сложно ожидать, что её могила не была ограблена в древности, – кивнул Рамзес.
– Мы и не должны надеяться, – согласился Эмерсон. – В наши дни был обнаружен ряд предметов, принадлежащих королевским персонам Семнадцатой династии, в том числе ювелирные изделия Аххотеп. И только на одной статуэтке значилось имя Тетишери.
Статую сфотографировали спереди, сзади и с обеих сторон – всего четыре снимка. Нашим глазам предстало изображение молодой женщины, сидевшей в жёсткой формальной позе, обычной для таких скульптур. Одежда была простой, плотно облегавшей тело рубашкой, которую носили в те времена женщины всех рангов, поддерживаемой ремнями, обрамлявшими маленькую грудь, но на голове красовалась корона – стервятник королевы[76]. Крылья с перьями обрамляли нежное молодое лицо.
Рамзес начал:
– Если это достали из её могилы…
– Определённо из района Фив. Впервые я увидел её в 1889 году в лавке торговца антиквариатом в Луксоре, – ответил Эмерсон. – Одна из пары.
– Я этого не знал, – признался Рамзес с огорчением.
– И мало кто знает. На самом деле существует только основание второй, и оно сильно повреждено, но является точной копией основания этой статуэтки. Перед тем, как мы покинули Каир, я отправился во Французский институт[77], где сломанное основание гнило с тех пор, как этот осёл Буриан[78] приобрёл его – Бог знает, где и когда, так как он никогда не заботился о ведении записей. Моя кровь вскипает, – заскрежетал зубами Эмерсон, – когда я думаю думать, сколько знаний было потеряно из-за небрежности археологов. Нельзя ожидать большего от неграмотных расхитителей гробниц, но учёные ничуть не лучше, особенно этот ублюдок…
– Эмерсон!
– Э-э… гррр, – замялся Эмерсон, хмуро уставившись на меня, как будто я виновата в том, что он использовал язык, который не должна слышать ни одна юная леди. Он действительно старался, бедняга, но его не случайно называли «Отец Проклятий», а старые привычки трудно сломать. Я более-менее перестала ворчать по этому поводу. По-видимому, это не беспокоило Нефрет, чей нубийский словарь включал в себя ряд слов, которые я никогда не просила перевести.
– Это прекрасно, – сказала я, изучая фотографию и размышляя о том, что в ней было такого странного. Я видела статуэтку несколько раз, потому что она находилась в Британском музее. Но никогда прежде это не затрагивало меня так, как сейчас. Нахмурившись, я продолжила: – Кажется, мистер Бадж не покупал её для музея до 1891 года. Если бы ты знал об этом раньше, то мог бы отказаться от своих принципов на один-единственный раз. Такой подарок вполне покорил бы моё сердце.