Все могло пойти хорошо, если бы не церковное руководство учебного заведения. Им так и не удалось понять, к чему ведет учение Бешана. Они опасались новизны его взглядов, которые на самом деле могли стать факелом для религиозной веры, освещающим тайны мироздания. По-прежнему пребывая в темноте, обеспокоенные прелаты выступали против профессорского толкования микрозимов, бесконечно малых клеточных гранул, ныне известных как микросомы или микрозимы, которых профессор считал формирующими агентами клеток, образующими все формы живого, животного и растительного. Трагедия была в том, что его великолепной концепции природных процессов предстояло быть принятой не за факел просвещения, а за взрывоопасную смесь, которая вызовет пожар. В Бешане видели человека, осмелившегося исследовать природные механизмы вместо того, чтобы почтительно объяснить их общепринятыми доктринами.
Пастер, похоже, никогда не ссорился с церковными иерархами. Возможно, отчасти и потому, что не сталкивался с ними так же близко, но что более вероятно, по его житейской мудрости его устраивало быть лидером в науке и послушником в религии, и кроме того, разве у него не было влиятельного покровителя? Глубокая проницательность Бешана позволила ему увидеть связь между наукой и религией, между поиском правды и попыткой жить согласно собственной вере. Его собственная вера простиралась до широты, недоступной пониманию тех, кто предложил даже назначить комиссию по занесению в Римский список (список запрещенных книг. – Прим. перев.) его книги «Микрозимы», кульминацией которой стало провозглашение БОГА как высшей силы. Учение Бешана далеко от материализма. Но его оппонентам не хватило проницательности увидеть, что наилучшим образом Творец проявляется в его чудесных творениях, или оценить правоту слов Анании, Азарии и Мисаила, призывавших восхвалять Господа через его деяния.
Раздражаемый мелкими неурядицами, как и большинство людей высокого интеллекта, Бешан чувствовал себя все более неуютно в окружении, где его неверно истолковывали и не понимали. Но не только это беспокоило его. Страдания причиняла зависть Пастера, и он болезненно переживал публичные нападки последнего на Международном медицинском конгрессе в Лондоне, который оба они посетили в 1881 г. Такое поведение соотечественника перед иностранной аудиторией обожгло чувствительную душу Бешана и вынудило его отреагировать на плагиат Пастера. Он писал в предисловии к «Микрозимам»: «Пришло время сказать!»[6]
Вскоре еще один час пробил для него. После одиннадцати лет предвзятости и травли со стороны прелатов и ректората Лилля, он больше не мог выносить ограничения, сковывавшие его работу. Он не давал никакого повода к порицанию; обвинения в материализме в его взглядах не были обоснованы, но чтобы не испытывать постоянные препятствия в работе, профессор с сожалением решил подать в отставку, и его сын Жозеф был вынужден сделать то же самое ради отца. Так отец и сын, яркие светила педагогических кругов Лилля, завершили свои карьеры, испытав в душе горечь, понятную лишь тем, для кого работа является главной путеводной звездой в жизни.