Мне хотелось обращаться с моей милой бережно, как с дорогой фарфоровой статуэткой. Сдувать с моей тюрчанки пылинки. Казалось: расцвела, раскрыла бутон роза женственности Ширин. Моя ненаглядная была такой чувствительной, ранимой и нежной, что я осторожно прижал бы любимую к своей груди и никогда, никогда не отпустил бы.
Ночью, когда мы голыми ложились в постель, моя девочка немного делилась со мной новостями насчет поисков работы. Всегда эти вести были примерно одни и те же: моя милая просмотрела сто вакансий, в восьмидесяти двух из которых жирным шрифтом значилось – «строго славянам», «только для граждан Расеи», «требования: расейское гражданство, славянская внешность, православное вероисповедание». Восемнадцать оставшихся вакансий Ширин прозвонила. В десяти случаях мою любимую прямо в лоб спрашивали: «Вы русская?.. Славянка?» – и, услышав тихое: «Нет» – бросали трубку. Еще в восьми коротких разговорах моей милой очень мутно отвечали на вопрос о рабочих обязанностях – юлили, как лисицы; либо сразу признавались: у нас, малышка, ты будешь заниматься агрессивными продажами. Тогда уж трубку клала Ширин. Моя девочка ясно понимала, что при своих застенчивости и робости не сможет «впаривать» товар – ходить по вагонам электропоезда в метро и с настырностью агитатора от демократической партии убеждать пассажиров купить сковородку с тефлоновым покрытием или супер-резку для овощей.
– Я не знаю, как другие мигранты находят работу, – грустно лепетала моя милая, плотнее прижимаясь ко мне под одеялом. – Вроде бы у меня, как у всех, две руки, две ноги, голова. И трудиться я не боюсь. Что тогда со мною не так?..
Я только вздыхал и крепче обнимал Ширин. Что я мог ей сказать?.. Что это не с ней что-то «не так», а с потенциальными работодателями, которые перебирают соискателей, как зерно, отсеивая «нерусских».
По-быстрому мы занимались любовью. Моя девочка льнула ко мне и горячо стонала. Но в ней уже не было того бурлящего моря страсти, как в ту памятную ночь, когда – извиваясь в моих объятиях – моя милая восклицала, что хочет от меня ребенка. Видимо, ежедневные поиски работы иссушали энергию Ширин.
Если моя девочка не засыпала сразу после любовной «схватки», то просила меня рассказать какую-нибудь чудесную историю. Тут-то и пригождались персидские сказки, которые я читал на кухне. Полеты на деревянном коне или волшебном ковре, поединки борющегося за правду богатыря с рогатыми чудищами-дивами, загадки, задаваемые прекрасной царевной-пери мудрому не по годам юноше – все эти переливчатые, как самоцветный камень, образы помогали расслабиться, капали бальзамом на сердце, переносили в мир красивых иллюзий. Я даже недоумевал: зачем человечеству марихуана и алкоголь, если от прошлых поколений нам остались завораживающие сказки?..