Мы торчали в участке уже дольше часа. К нам никто так и не подходил и не звал нас. Моя милая нервно дернулась. Кажется, она собиралась, как яблоню, потрясти дежурного. Но тут-то перед нами и нарисовался тучный важный полицейский. Ни дать, ни взять бегемот, втиснутый в офицерскую униформу.
Зеленые штаны с красными лампасами. Фуражка – такая широкая, что вертолет посадишь. Тяжелые золотые погоны. Маленькие очочки, под стать заплывшим жиром кабаньим глазкам. «Бегемот» прокашлялся и почти приветливо обратился к нам:
– Здравья желаю!.. Это вы не поладили с Бахромом Исламовичем?.. Мне дежурный передал по телефону. Я капитан полиции Арсений Петрович. Пройдемте-ка в мой кабинет и все обсудим.
– Наконец-то вы пришли, – едва шевельнула лепестками губ моя милая.
Мы двинулись за капитаном. Лестница, на которой Арсений Петрович пыхтел и отдувался под грузом собственного живота, привела на второй этаж. И вот мы уже в кабинете, за резной красной дверью. На стенах – портреты президента и министра внутренних дел; гербы, вымпелы и почетные грамоты вперемежку с фотороботами разыскиваемых преступников. Окна прикрыты желтыми шторами. На столе – гудит, как трактор, включенный компьютер, кипами навалены бумаги и пухлые папки, да еще вписались кое-как чашка с густым чаем и вазочка с круглыми шоколадными конфетами.
– Ух-х-х!.. – бравый капитан с нескрываемым удовольствием приземлил пятую точку на мягкое кожаное кресло. Подъем по лестничным ступеням явно утомил господина полицейского, как альпиниста – покорение Эвереста.
Арсений Петрович отхлебнул из чашки, сунул в рот сразу две конфеты. А нам кивнул на стулья: садитесь, ребятки.
– Ну-с, дорогие мои, – дожевывая конфеты, приступил к делу толстый капитан. – Рассказывайте. Что у вас там не срослось с товарищем Мансуровым?.. Я так понимаю, что девушка, – Арсений Петрович показал глазами на Ширин, – через агентство Бахрома Исламовича пыталась найти работу?..
– Да, да, – заволновалась моя милая. – Он нас обманул…
– Давайте обо всем по порядку, – сказал капитан. Он шумно, как теленок, глотнул чаю и погладил себя по животу. Даже крякнул от удовольствия. – Выкладывайте начистоту.
Моя девочка заговорила, стараясь передать то же самое, что логично и последовательно изложила в заявлении. Но куда девалась ее железная выдержка!.. Моя звездочка не была больше ни каменной, ни холодной. Лицо ее пылало, глаза бегали. Хрупкие плечи – вздрагивали, руки – тряслись. Не закончив одну фразу, она переходила к другой и все чаще сбивалась. Иногда замолкала – и жадно вдыхала воздух, как поднявшийся из морской пучины водолаз. Если Ширин и была сейчас похожа на львицу, то на раненую – которая уже не в силах подняться с примятой травы, и только рыком не подпускает к себе гадко хохочущих гиен.