Вдруг художник хитро прищурился и с озорством мальчугана, совершившего ловкую проказу, а теперь решившего сознаться в ней сказал:
– Самые правильные вопросы не те, что облачены в одёжку из слов, а те, что остаются внутри нас. Именно на них надо искать ответы. Но прежде – сумей ухватить их, приручить, а после – найти в себе смелость освободить для них разум! И не менее важно – рассмотреть их в другом человеке.
Внезапно я всё понял. Вот значит, чем являлись причуды моего человека. Он довольно кивал головой.
– Можно ещё чай? – глянул я на опустевший котелок.
– А почему бы и нет? – человек оживился. Я видел, как ему доставляло истинное удовольствие готовить его.
В тишине мыслей, дыша вместе с лесом мы наслаждались этим напитком. Всё внутри меня согревалось теплом установившегося понимания.
Мои прежние планы показались пустыми, ненужными. Человек помог увидеть мне главное. Ни новые разумные существа или немыслимые формы их существования, ни неизвестные технологии, ни возможные выгоды от сотрудничества а их опыт, их прожитая жизнь, их знания и полученный один единственный ответ, открывший скрытый до сих пор путь – вот открытие, какое мы не ища открыли. И оно оказалось самым важным из всех сделанных нами.
За очередной кружкой, а я уже привык, что одной кружкой чая человек никогда не ограничивался, он принялся рассказывать про свою первую любовь. «Давно это было. Батюшки, как давно!», – начал он, а я почувствовал себя любопытным юнцом у лагерного костра.
Любовь.
Как же замечательно, думал я, что это чувство одно для всех.
***
Оказалось, что наступил вечер.
– Спасибо, за чай и…, – хотел поблагодарить я, но не нашёлся, как сказать.
Человек махнул рукой, показывая, что не надо слов.
– Ты сможешь прийти завтра? Картина как раз будет готова, хочу отдать её тебе.
– Мне?
– Да, мне кажется так надо.
– Хорошо, приду.
– Утром, мне не долго осталось. Утром.
Человек повернулся к картине и взял кисть. Я понял, что пора уходить.
– Дъо-бърои нъо-чи, – произнёс я на человеческом языке. Направился к кораблю.
– Подожди! – окрикнул меня художник, когда я сделал несколько шагов.
Я обернулся.
– Скажи… А наша планета – она всё так же прекрасна из космоса, как и на сохранившихся записях? Всё такая же голубая?
Она была прекрасна. Жемчужина.
– Да, ответил я.
Старик неловко кивнул, несколько раз быстро моргнул и вернулся к картине.
Впервые за очень долгое время я спал совершенно без снов. Мне не снилось ничего, от чего бы я мог проснуться посреди ночи. Не снился и дом у озера. Я просто спал. Набирался сил, перед следующим днём «полным шалостей и озорства», как сказал бы отец. Только не шалости теперь ждали меня. Беззаботная легкомысленность детства осталась позади, в счастливых воспоминаниях.